<p>
Исгарот улыбнулся моей дерзости, сощурившись. Под бескровными веками метнулись острые перламутровые блики. Я молчал, предвкушая необычную проповедь.</p>
<p>
— Мертвец вернётся в мир живых, будь на то воля Белиара. Другой лазейки нет. На прахе неупокоенного всегда проклятье. Всегда, брат Одо, всегда. Не нужны годы учений чтобы разжечь костёр, набери хвороста, выбей искру — ритуал очищения прост. Но где и как ты найдёшь эти проклятые кости, послушник?</p>
<p>
Я молчал.</p>
<p>
— А тебе придётся их найти. Ужасен движимый слепой ненавистью гниющий труп, Одо. Только сильный духом не обратится в бегство, завидев бездыханного врага. Но ходячую гниль развалит клинок, выбелит в золу огонь. Вылезший из могилы, волоча ноги, оставляет глубокие следы, он смердит, лишённый рассудка, он не таится, — легко найти бесчинствующую нежить. А скитающуюся душу не схватишь, не ранишь. Не сожжёшь облачённого в дождь.</p>
<p>
Я терпеливо ждал подсказки.</p>
<p>
— Ты не первый, кто рассказал мне об этом скитальце, Одо. Дух не замкнут в Кругу Теней, не затворён в Мглистом лесу. Он плутает по всем острову. Он не помнит ни жизни, ни гибели своей. Может быть... Если не так, ты ничего не выпытаешь у него. Искусство говорить с мёртвыми — тёмное, запретное искусство. Много ли ты прочёл строк, нацарапанных пером некроманта, благочестивый служитель Инноса?</p>
<p>
Я бестолково потряс головой, не находя слов.</p>
<p>
— Тебе жизни не хватит перекопать весь Мглистый лес, а кто ведает, где на самом деле схоронены останки этого несчастного, и что за проклятье на них... Оставь эту затею, брат Одо, тебе не по плечу такая работа.</p>
<p>
— Кому-то ведь по плечу? — робко спросил я.</p>
<p>
Исгарот поджал губы, давая понять, что наставление окончено, но всё же проскрипел напоследок:</p>
<p>
— Ты слишком многого просишь у Огня, пригревшего тебя, найдёныш.</p>
<p>
Я понял намёк. И покидая часовню, я отчётливо слышал, как в потёмках минувшего тихо шуршат под рукой дерзкого юнца — неразборчивого любознатца Исгарота страницы запретной рукописи, приговорённой к сожжению непреклонными праведниками. Я так и не посмел расспросить замкнутого проповедника о тёмных искусствах. О жизни старика я не знал почти ничего, но я хорошо знал его самого. Как мне казалось... Он сказал достаточно.</p>
<p>
Не находя сил преодолеть отвращение, выпестованное наставниками, я и не задумывался, где мне искать нечестивца, способного расслышать мёртвый голос в шуме ливня. Но звучный голос человека, ежедневно возносящего молитвы Насылающему дожди божеству, слышал всякий "имеющий уши", кто хоть раз окунался в толкучку пропахших жареной, копчёной, томящейся в рассоле под гнётом, плохо проваренной и стухшей рыбой улочек города Хориниса.</p>
<p>
Внимания любопытствующих горожан я не жаждал, посему заявился к скромному жилищу служителя Аданоса в вечерних сумерках. Заморозок искрился в клейкой грязи, слоями лежащей на брусчатке. Я собирался с мыслями, выдыхая пар, затем ухватился за кольцо и, выбивая из него холод, отпечатавшийся ломотой в суставах, загрохотал по двери.</p>
<p>
Бьющиеся в восковых слезах огоньки свечей и накалённые угли жаровни давали очень мало света. Чему я порадовался, надеясь на то, что смуглый темноглазый человек, с обезоруживающей въедливостью обращающий в каверзный вопрос любую запинку незваного посетителя, не заметил, как полыхали густо-малиновым стыдом мои уши. Я отличился и косноязычием, и невежеством.</p>
<p>
— Мастер Ватрас, — наконец взмолился я, — знать бы всё это, так я не ломился бы к вам на ночь глядя.</p>
<p>
Он рассмеялся негромко.</p>
<p>
— Знать бы тебе, сколько должно знать искателю сокровенного, ты не вломился бы сюда, это так.</p>
<p>
Я вздохнул.</p>
<p>
— Мор или война, — повторил жрец Аданоса слова охотника Тальбина, — что ни уготовано нам богами, хлебнём сполна, быть может, и захлебнёмся. А предвестник... Он — как зарница, увидь или зажмурься, грозы не миновать. Или же ты надеешься, зачерпнув у берега горсть пены, усмирить шторм?</p>
<p>
Поняв по моему вытянувшемуся лицу, что я и не помышлял о столь великом миротворческом деянии, проповедник Ватрас утомлённо потёр ладонью сморщенный лоб и, тщательно выговаривая каждый слог, твёрдо произнёс:</p>
<p>
-— Боятся маловерные, брат Одо. И от сей напасти тебе не избавить людей, послушник. Делай, что можешь делать, будь верен долгу, учись, и не позволяй ничтожной дождинке на ресницах затуманить весь мир.</p>
<p>
— Ты мой гость, Одо, — властно добавил он, услышав, как заёрзала по грубо струганной половице моя ступня. — И не вздумай перечить... Признаться, ты удивил меня. Очень уж необычен призрак ненастья из Мглистого леса. Хотел бы я слышать мнение брата Сатураса о таком феномене... но это невозможно...</p>
<p>
После того как мы по-братски расправились с печёной треской, обсосав каждую косточку, пытливый служитель Аданоса вновь принялся расспрашивать меня о призраке, облечённом в дождь, с дотошностью собирателя редкостей, поклявшегося вычерпать ладонью море, дабы завладеть прекраснейшей из жемчужин. Мне хотелось спать, но скоро я втянулся в разговор, почувствовав вдруг, что где-то в хаосе моих впечатлений поблёскивает ключик к призрачной тайне человека дождя. Но усталость взяла своё, мысли путались, язык мой заплетался, и я забылся на полуслове, уткнувшись лбом в столешницу...</p>
<p>
Была ли тому виной моя необразованность, или же я должен пенять на своё упрямство, но я поверил, что устами мастеров Исгарота и Ватраса, недвусмысленно посоветовавших мне сторониться каверзы Белиара, опекающий меня Иннос и благоволящий мне Аданос дали знак — благородную и неблагодарную работу успокоения мыкающейся в ненастье души я в силах выполнить без божественного вмешательства.</p>