Выбрать главу

Этот блеск, этот грохот, эта таинственная сила, живущая где-то высоко на небе, вызывали у них боязнь, переходившую в чувство глубокого страха перед неведомым великим властелином; чувство это породило позднее много различных религий.

Гроза бушевала всю ночь. Люди ютились под деревом, дрожали от холода, и казалось, тьме никогда не будет конца.

Так начинал свою жизнь человек.

Тот самый человек, который сейчас летает в воздухе, плавает под водой, переговаривается через всю землю с другими людьми, управляет природой…

Человек, который благодаря своему уму и труду достиг всего того, что есть у нас сегодня…

II

В пути. Забытый!.. Носорог приносит смерть. Охота с голыми руками. Пир на весь мир

ождь прекратился только к утру.

С какой радостью встретили наши древние люди первые лучи солнца! Даже лица их будто скривились от удовольствия. То были первые пробы, первые попытки улыбнуться. Но нам было бы, пожалуй, даже противно смотреть на их гримасы…

Солнце вставало, становилось теплей. Люди вылезли на солнце, грелись, сушились, некоторые вновь начали засыпать. Но голод прогнал сон. Надо было идти дальше.

Вожак крикнул и пошел вперед, в лес. За ним потянулись все остальные.

Подобно стаду животных, они чередой шли вперед, то расходясь, то снова сходясь. Никто из них не подавал голоса. Было лишь слышно, как шуршали и трещали под ногами сухие ветки.

Все были заняты важным делом: искали что-нибудь съедобное.

Иногда впереди звучал тревожный крик вожака. Тогда все сбивались в кучку и озирались, ища глазами опасность. Они и рукой не смогли бы показать в ту сторону — и этого не умели делать.

Нужно вновь отметить, что и этот жест, кажущийся таким простым, тоже не дается даром и требует много времени, опыта и ума.

Что бы сказали мы с вами, увидев, например, как собака указывает лапой: мол, вон там бежит заяц? Мы сочли бы это чудом, какого мир еще не видывал.

И это действительно было бы чудом. Значит, мы не можем требовать от наших древних людей умения переговариваться жестами.

Достаточно уже того, что они время от времени так поступали. Увидев, допустим, на дереве плод, человек кричал и, сам того не сознавая, протягивал руку по направлению к нему. Но мы ни в коем случае не можем сказать, что человек хотел указать на плод рукой.

Или же, увидев поблизости врага, человек от страха протягивал руку вперед. Но в следующий раз, вновь встретив опасность, он и не думал повторить этот жест.

Один только вожак чаще других пользовался жестами. В его положении часто возникала необходимость о чем-либо предупредить сородичей. Но и он пока что делал это бессознательно, от случая к случаю.

Лес становился все густее и темнее. Деревья вздымались так высоко, что их кроны были едва видны; в вышине они густо переплетались, не пропуская солнечные лучи. Средь бела дня внизу царил сумрак, словно в вечерний час.

Земля была черная, влажная. Без света на ней не росла даже трава.

Люди невольно прибавили шаг, стремясь побыстрее покинуть это неприглядное место.

Один из мужчин, старик, давно уже напрягал все силы, чтобы не отстать от других. Он все время плелся позади. Сейчас ему приходилось совсем тяжело. Люди шли все дальше и дальше, исчезая за деревьями.

Старик спотыкался, падал, снова вставал. Ноги дрожали, подкашивались. Но расстояние между ним и соплеменниками неуклонно увеличивалось.

Он попытался побежать за ними, но тотчас рухнул на землю.

И вот лишь последние фигуры людей мелькают среди деревьев далеко впереди.

Жуткая тишина окружила старика. Тупой ужас наполнил его сознание. Он не понимал, что происходит, но всем своим существом ощущал что-то страшное.

Он издал хриплый, слабый крик. Отозвалось одно эхо — и снова все стихло.

Он вновь поднялся, побежал и опять упал. Ноги сводило, он задыхался. Так хотелось хотя бы немного отдохнуть. Но он чувствовал, что отдыхать нельзя, что нужно спешить вперед, к своим, несмотря ни на что.

Он снова вставал на ноги и снова падал, пока совсем не выбился из сил и не смог подняться.

Тогда он пополз. Глаза его были устремлены в ту сторону, куда ушли сыновья и внуки. Уже давно никого не было видно, а он все полз и полз вперед.

Морщинистое, обезьяноподобное лицо несчастного тряслось, кривилось, глаза увлажнились, но… и плакать он еще не умел. Люди тогда еще ничего не умели.

И вдруг перед его помутневшим взором заблестели чужие глаза. Сверкнули слева, справа, все ближе, ближе… Вот уже слышится лязг зубов и глухое ворчание… Потом жесточайшая боль в плечах — и все потемнело…