Бретон так сильно хлопнул капотом «бьюика», что огромный автомобиль вздрогнул, как вспугнутый зверь. Внутри в темноте ждала Кэт, неподвижная, как мадонна, а поскольку она не выказывала злости, в Бретона словно фурии вселились.
— Сел аккумулятор. Это решает дело: мы не можем ехать.
— Не глупи, Джек. — Кэт вышла из автомобиля. — Ведь Мейджеры на нас рассчитывают, мы можем позвонить и вызвать такси. — Ее платье для коктейля выглядело совершенно несоответственно на холодном ветру октября, и Кэт куталась в шаль с каким-то отчаянным достоинством.
— Не будь такой настырной, Кэт. Мы уже и так опоздали на час, а я не имею намерения идти на вечеринку с такими руками. Мы возвращаемся домой.
— Ты ведешь себя как ребенок.
— Очень тебе благодарен. — Бретон запер автомобиль и небрежно вытер измазанные маслом руки о голубой кузов.
— Я иду к Мейджерам, — заявила Кэт. — А ты можешь возвращаться домой и дуться, если тебе так хочется.
— Не будь дурой, ведь ты не пройдешь такой кусок пути одна.
— Это почему же? Я могу идти одна и одна вернуться, я годами делала это, прежде чем познакомилась с тобой.
— Знаю, дорогая, что ты вела себя достаточно свободно, но я просто был слишком тактичен, чтобы вспоминать об этом.
— Очень тебе благодарна. По крайней мере ты избавишь себя от такой неприятности, как появление в моем обществе сегодня вечером.
Слыша в ее голосе ноту беспомощности, Бретон ощутил злую радость.
— Интересно, как ты намереваешься добраться туда? У тебя есть деньги?
Поколебавшись, она протянула руку.
— Дай мне на такси, Джек.
— Исключено. Я ведь ребенок, ты же не забыла? — С минуту он наслаждался ее беспомощностью, отыгрываясь за все выходки с ее стороны. «Скверная ситуация, — подумал он, — даже для меня. Скажем, я приду на вечеринку с лицом и руками, измазанными смазкой, — это мелочь, каждый нормальный человек подумает, что я выкинул номер в стиле Эла Джолсона; значительно хуже то, что достаточно, чтобы она попросила меня еще раз, и я сломаюсь и пойду с ней к Мейджерам».
Однако вместо того, чтобы попросить его, Кэт только бросила короткое резкое слово, болезненно ранившее его, и зашагала по улице мимо ярко освещенных витрин магазинов. Закутанная в серебристую шаль, в воздушном платье, с длинными ногами, которые благодаря туфелькам на шпильках казались еще более стройными, она выглядела как классическая подружка гангстера из криминального фильма. Некоторое время он ощущал ее физическое присутствие значительно сильнее, чем обычно, как если бы к глазам его приставили давно не используемый оптический прибор. В ярких полосах света, бьющих из витрин, ее силуэт запечатлелся в его сознании резко, как драгоценный камень. И Бретон пришел к совершенно новому открытию — он заметил под ее коленями две тоненькие голубые жилки. Его охватил прилив нежности. Ведь он не может отпустить ее в таком виде одну, да еще ночью, — настойчиво предостерегал его какой-то внутренний голос. Но не будет же он перед ней пресмыкаться и унижаться. Он заколебался, а потом повернул в противоположную сторону, охваченный порывом отвращения к самому себе, тихо бормоча проклятия.
Примерно через два часа перед его домом остановилась полицейская машина.
Бретон, который стоял у окна, с тяжелым сердцем подбежал к двери. За двумя агентами с суровыми лицами маячили двое полицейских в форме.
Один из агентов в штатском показал ему служебный значок.
— Мистер Джон Бретон?
Бретон кивнул; он не мог произнести ни звука. «Прошу тебя, Кэт, — подумал он, — ты только вернись, и мы сейчас же пойдем на эту вечеринку». Но одновременно он отдавал себе отчет в том, что в нем происходит совершенно невероятный процесс, что где-то в потаенных закоулках его души зреет ощущение облегчения. Если Кэт нет в живых, то ее нет в живых. Если она мертва, это конец. Значит, он свободен…
— Лейтенант Конвери. Из отдела убийств. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
— Прошу вас, — ответил Бретон глухо. — Может быть, вы войдете? — Он провел их в столовую и с трудом преодолел желание поправить подушки на диване движением смущенного хозяина.
— Вы не выглядите удивленным нашим визитом, — медленно произнес Конвери. У него было полное, загорелое лицо и маленький нос, едва заметный между широко расставленными голубыми глазами.