Выбрать главу

Я приехал в столицу ровно через месяц после неожиданного приглашения Нанги. Хоть я и предупредил о своем приезде письмом, а потом еще раз уточнил день прибытия телеграммой, тем не менее, садясь в такси и не без гордости называя шоферу адрес, я испытывал смутное беспокойство. Мне пришло в голову, что такой любезный и обходительный человек, как мистер Нанга, должно быть, раздает подобные приглашения направо и налево и тут же забывает про них. Стоит ли ловить его на слове? Правда, на всякий случай я также написал о своем приезде другу, свежеиспеченному адвокату, который пытался обзавестись частной практикой в столице. Посмотрим, как нас примут, думал я, и в случае чего уберемся на следующий же день, будто так и было задумано с самого начала.

Когда я подъехал к дому министра, опасения мои возросли: его дюжий одноглазый телохранитель остановил такси у ворот и начал пристально меня изучать.

– Вам кого? – буркнул он.

– Мистера Нангу.

– Он вам назначил?

– Нет, но…

– Поставьте машину вот тут, за воротами. Пойду спрошу, примет ли. Как звать?

На мое счастье, министр, очевидно сидевший в это время со своей семьей в гостиной, вышел на порог и, увидев меня, бросился обнимать. Следом за ним выбежали его жена и трое детей, и все шумно меня приветствовали.

– Заходи, заходи, – сказал министр. – Мы ждем тебя с утра. Мой дом в твоем распоряжении.

Я двинулся было к такси.

– Нет, нет! – воскликнул мой хозяин. – Ступай прямо в дом. Я сам расплачусь с шофером. Ведь он мой добрый приятель, верно, шеф?

– Да, сэр, – подтвердил водитель такси, казавшийся мне до этого самым недружелюбным человеком на свете. Теперь его лицо расплылось в широкой улыбке, обнажившей ряд желтых от табака зубов.

Для матери семерых детей, старшему из которых исполнилось уже шестнадцать или семнадцать, миссис Нанга была еще очень моложава. Ее в отличие от мистера Нанги я почти совсем забыл, но вспомнил сразу, как только увидел. Конечно, она располнела и выглядела матроной, но лицо у нее было на редкость приветливое.

Миссис Нанга провела меня в комнату для гостей и, можно сказать, приказала принять ванну – а она тем временем приготовит мне что-нибудь поесть.

– Это недолго, – сказала она, – суп уже сварен.

Я сразу же обратил внимание на такую, казалось бы, мелочь: мистер Нанга всегда изъяснялся по-английски или на пиджин, его дети, учившиеся в дорогих частных школах, где преподавали англичанки, говорили на безукоризненном английском языке, и только миссис Нанга оставалась верна родному наречию, лишь изредка вставляя какое-нибудь английское слово.

Мой хозяин не терял времени даром. Часов в пять он уже сказал мне, чтоб я быстро собирался – едем к министру по делам зарубежного образования достопочтенному Симону Коко. Только что прошел один из редких для декабря ливней, которые всегда сопровождаются холодным и резким ветром – харматтаном; улицы были усеяны листьями и кое-где завалены сучьями деревьев; особенно приходилось остерегаться сорванных проводов телеграфных и высоковольтных линий.

Мистер Коко, толстый и благодушный на вид человек в просторном красно-желтом свитере ручной вязки, как раз собирался пить кофе. Он спросил, налить ли и нам по чашечке или мы предпочитаем спиртное.

– Ох уж эти мне чернокожие, подделывающиеся под белых!.. – сказал мистер Нанга. – Пить чай и кофе в такое время! Виски с содовой для меня и мистера Самалу.

– Ничто так не согревает внутренности, как горячий кофе, – возразил мистер Коко и, отхлебнув большой глоток, шумно вздохнул от удовольствия. Но в ту же минуту он поспешно, чуть не разбив, поставил чашку с блюдечком на столик возле кресла и вскочил как ужаленный. – Меня убили! – заголосил он, ломая руки. Глаза у пего закатились, дыхание стало шумным и учащенным. Мы с Нангой в испуге подбежали к нему и в один голос спросили, что случилось. Но министр не переставая кричал, что его убили и убийцы могут теперь праздновать победу.

– Что с тобой, Коко? – обняв друга за плечи, допытывался мистер Нанга.

– Мне подсыпали яду в кофе, – вымолвил мистер Коко и окончательно сник.

Тем временем на крики хозяина прибежал слуга.

– Кто подсыпал мне яду в кофе? – спросил Коко.

– Не я, сэр, боже упаси!

– Повара ко мне! – заорал Коко. – Позвать его сюда! Я умру, но прежде убью его! Ступай приведи его!

Слуга бросился вон, но тут же вернулся и сказал, что повар исчез. Министр рухнул в кресло и, держась за живот, принялся громко стонать. От ворот прибежал телохранитель, одетый ковбоем, – мы видели его, когда подъезжали к дому, – и, узнав, в чем дело, бросился разыскивать повара.

– Надо послать за доктором, – сказал я.

– Верно, – обрадовался Нанга и ринулся к телефону. – О телефоне я совсем забыл.

– Да что мне доктор? – стонал наш умирающий хозяин. – Что они понимают в здешних ядах? Меня убили. Что я им сделал? В чем я виноват? О-о-о!

Тем временем Нанга пытался дозвониться доктору, но явно безуспешно. Он кричал в трубку, грозя немедленным увольнением своему невидимому врагу.

– Говорит министр Нанга! Я доложу о тебе кому следует, 286 идиот! Прямо напасть какая-то! Ну погоди, я с тобой разделаюсь. Проклятый дурак!..

В эту минуту в дверь ввалился телохранитель, волоча за шиворот повара. Министр подскочил к нему с проворством, неожиданным для человека его комплекции да еще в таком состоянии.

– Погодите, хозяин, – взмолился повар.

– Я тебе погожу! – взревел Коко, подступая к нему. – Это ты подсыпал мне яд?

Все его огромное тело колыхалось, словно медуза.

– Я?! Подсыпал хозяину яд? Помилуй боже! – воскликнул повар, уклоняясь от увесистого кулака? И тут он прибег к самому верному средству доказать свою невиновность (очевидно, телохранитель уже успел рассказать ему, в чем его обвиняют). Он одним прыжком подскочил к столику, схватил чашку с кофе и выпил ее до дна. Мгновенно воцарилась тишина. Все были в недоумении.

– Зачем бы я стал убивать хозяина? – сказал повар, обращаясь к уже поостывшим зрителям. – Что я, спятил, что ли? Да если бы я и впрямь рехнулся, я скорее бросился бы с обрыва в море, чем травить своего господина!

Это звучало убедительно. Повар продолжал говорить, и таинственная история с кофе наконец прояснилась. Сегодня утром кончился импортный кофе, который всегда подавали министру, а новую банку не успели купить. Поэтому повар сварил ему кофе местного производства, который он покупал в ТОПе.

Во всей этой истории была смешная сторона, но ни один из министров ее как будто не заметил. Словом ТОП – Товары отечественного производства – сокращенно называлась в пароде широко проводимая по всей стране кампания в целях содействия сбыту продукции местной промышленности. Газеты, радио и телевидение призывали каждого истинного сына своего отечества поддержать это важнейшее патриотическое начинание: в нем ключ к экономической независимости, утверждали они, без которой наша свобода, завоеванная такой дорогой ценой, – пустой звук. По городам и селам разъезжали грузовики с репродукторами, из репродукторов лились бодрые рекламные песенки, и под эту музыку с грузовиков распродавались товары. Как раз эти-то грузовики, а не рекламируемая ими продукция, получили у простых людей название ТОП. В таком вот ТОПе повар и купил кофе, который чуть не стоил ему жизни.

Теперь, когда все благополучно разрешилось, мне стало неловко за мистера Коко. Если б от меня зависело, я бы тотчас ушел. Но Нанга принялся поддразнивать коллегу.

– Оказывается, ты боишься смерти, Коко, – сказал он. – Чуть что, и уже кричишь: «Ой, умираю! Умираю!» Точно скорпион тебя укусил.

Он обернулся ко мне, явно ожидая, что я посмеюсь с ним за компанию, но я поспешно отвел глаза и стал смотреть в окно.

– Да как не испугаться, – смущенно посмеиваясь, отвечал Коко. – Сам небось напустил бы в штаны на моем месте.