Марта Крендалл взглянула на дочь с испуганным любопытством. Та произнесла:
— Вы обо мне говорите, правда? Это нехорошо…
Голос ее был далеким и невыразительным. Она абсолютно неподвижно сидела в оконной нише, словно актриса, которая не может выйти на авансцену и окунуться в реку жизни. Ее мать покачала головой, сначала в ответ на ее слова, а потом — на мои.
— Я не могу вынести этого ужаса! Меня ничто не заставит!..
— И что же вы сделаете? Бросите Сьюзан на произвол судьбы? Пусть справляется без вашей помощи?
Она склонила голову, словно наказанный ребенок.
— Но мне никто никогда не помогал…
— Я помогу вам. Элберт Свитнер сказал вашему мужу, что он — отец Сьюзан. Но это не кажется мне правдоподобным. Даже такой человек, как Эл, не изнасиловал бы собственную дочь…
— Кто вам сказал, что он изнасиловал ее?!
— Сьюзан.
— И мы с вами должны говорить об этом?!
Ее глаза стали злыми, словно реальным становится лишь то, что произнесено вслух.
— Сьюзан могла, значит, можем и мы.
— Когда вы с ней говорили?
— Когда вез ее сюда.
— Вы не имели права…
— Не имел? Но это было выше ее сил, ей нужно было сбросить груз.
— Какой груз?
— Груз воспоминаний, — сказал я, — груз слишком многих смертей.
Ее глаза расширились, словно отыскивая в прошлом какой-то огонек. Но я увидел лишь отражение своей головы в миниатюре на их сетчатке.
— Что Сьюзан вам рассказала? — спросила Марта Крендалл.
— Не слишком много. Она вообще не хотела говорить, воспоминания сами просились ей на язык. Она была с вами в охотничьем домике одной летней ночью 1955 года, не так ли?
— О какой ночи вы говорите?
— О той, когда стреляли в Лео Броудхаста.
Ее глаза спрятались за завесой ресниц. Она слегка покачнулась, словно воспоминание о выстреле ранило ее. Я поддержал ее и почувствовал под рукой тепло ее тела.
— Сьюзан помнит это? Как это может быть? Ей было неполных три годика…
— Она помнит пугающе много. Слишком много. Броудхаст был застрелен?
— Не знаю… Я убежала, оставив его в доме… Была пьяна и не смогла завести его машину. А наутро не было ни машины, ни его…
— Что это была за машина?
— «Порше», маленький красный «Порше». Зажигание не включалось, и я убежала, куда глаза глядели… Я совершенно забыла о Сьюзан… Не помню, где была… — она высвободилась из моих рук, словно на них была кровь давнего убийства. — А что случилось с Сьюзан?
— Вы за ней не вернулись?
— Вернулась, но уже утром. Застала ее спящей на чердаке. Как она может помнить выстрел, если она спала на чердаке?
— Она не спала, когда это случилось. Была внизу. Не придумала же она это!
— Лео… мертв?
— Скорей всего.
Она глянула на дочь, я тоже повернулся. Сьюзан внимательно смотрела на нас, уже не как актриса со сцены, а как зритель. Мы говорили очень тихо и слышать нас она не могла, но, казалось, она знала, о чем мы говорим. — Сьюзан помнит, кто стрелял в него? — спросила ее мать.
— Нет, а вы?
— Я вообще не видела, кто это был. Мы с Леоном занимались любовью в постели, я была пьяна…
— И вы не слышали выстрела?
— Должно быть слышала. Но, понимаете, я не поверила собственным ушам… Я поняла, что он ранен только тогда, когда почувствовала кровь на его губах…
Она облизнула губы кончиком языка.
— Господи! Что вы из меня вытаскиваете! Я думала, что навсегда вычеркнула из памяти ту ночь! Это была самая страшная ночь в моей жизни! А должна была стать самой прекрасной… Мы втроем должны были уехать на Гавайи и начать новую жизнь. В тот день Лео купил билеты…
— Отцом Сьюзан был Лео?
— Скорей всего. Я всегда так считала. Потому и вернулась к нему, когда Лестер выгнал меня. Он был моим первым мужчиной…
— Не Элберт Свитнер и не Фриц Сноу?
Она закрутила головой.
— Когда мы отправились в Лос-Анджелес, я была уже беременна. Я потому и придумала все это путешествие…
— А вину свалили на них…
— Лео было, что терять. А что теряли они?
— Всю жизнь.
Она посмотрела на свои ладони, словно проверяя, нет ли на них грязи или шрамов. Ее глаза затуманились печалью. Она вдруг опустила голову и укрыла в ладонях лицо. Словно сбросив чары, Сьюзи вышла из ниши и направилась к нам. Ее лицо странно блестело, словно отражая свет.
— Вы довели мамочку до слез, мистер…
— Ей станет легче от этого, — ответил я, — она такой же человек, как и все мы.
Девушка посмотрела на мать удивленно.
Глава 30