Во-вторых – зажигалка. Настоящая латунная зажигалка из большой гильзы от патрона. Грубая, надежная. Она просохнет, мы заменим кремень, вставим горючки и толкнем в Норе на что-то хорошее.
Еще есть кожаный ремень. Какой-то раззява просрал его и нам он вполне пригодится. Я вдруг начинаю ржать как бешеный конь – может, этот раззява даже и наш любитель садомазо нарядов, капо-два… Но тут, как говорится: что с возу упало – то кобыле легче. Ремешок сам по себе дрянь – но вполне сгодится на мену. Кажется, Ящер из Семнадцатого отряда искал что-то похожее…
Но среди этих вещей есть и настоящее сокровище. Оно скромное – как и полагается чему-то, имеющему особую ценность. Глядя на эту хреновину и не подумаешь, что за нее можно получить что-то большее, чем полфляги настоящей воды или таблетку обезболивающего. Нет, оно стоит дороже…
Серый графитовый карандаш в пластиковой упаковке. Просто карандаш и все. Упаковка не вскрыта – и это еще лучше; это значит, что оплата будет очень высокой. Машинам не нужны карандаши – они оперируют ноликами и единичками. А на поясах наших капо рядом с палками и шокерами висят подсумки с планшетами-коммуникаторами. Но у нас есть Армен – а у Армена есть летопись, толстая стопа истрепанной бумаги, скрепленная хер пойми чем. И потому карандаш так ценен. Отличная находка.
Мои сраные рыболовы продолжают грести, а я отодвигаю сокровища в сторону, откидываюсь к липкой холодной бетонной стенке и прикрываю глаза. Этой ночью я плохо спал – сначала проклятый холод, потом – жара… Впрочем, тут без изменений. Ночью температура понижается – энергетики говорят, что мощности генераторов, работающих на отопление, перекидываются куда-то еще – и первая половина ночи заставляет стучать зубами. Может, нас к чему-то приучают, может, ломают еще больше, чем есть – разве поймешь? Зато потом, спустя два-три часа, камера становится самой настоящей парилкой. И ты просыпаешься весь мокрый – ведь заснул закутавшись во все, что можно. Кто-то, вроде нас с парнями, имеет нагревательный элемент, термостат – он всегда прячется под нашими шконками, даря немного тепла. Хотя в основном элементы нужны для Норы, для того, чтобы на наших нарах лежали комки, выделяющие как бы тепло – тепловизоры механизмов, обходящих ночью коридоры Гексагона, видят нас даже в кромешной тьме.
Нора… Я зажмуриваюсь, не в силах сдержать поднимающееся откуда-то из глубины чувство радости и предвкушения. Всего день – и потом на одни сутки Нора примет нас в свои объятия. Наш лучик света в темном царстве…
Капо не дураки. Капо – прослойка между крысами и машинами – и они тоже хотят спокойно жить и жрать свой хлеб и маслице. И конечно, они понимают – нельзя затягивать гайки бесконечно. Рванет. Обязательно рванет. Всегда должен быть клапан сброса. И этот клапан для нас – Нора.
Нора открыта выродками в черной форме очень давно. Нора прячется в подземных коммуникациях, почему-то не известных машинам – она большая, в ней есть место для карт, выпивки и жратвы получше, есть место для действительно красивых баб. И – Круга. Нашей арены, где делаются ставки, а крысюки выходят биться. Там живут пять чемпионов Норы, давно списанных как НТБ, – живут припеваючи, качают железо, лупят мешки и сходятся в тренировочных схватках друг с другом. Нора – наша общая тайна, и знает о ней исключительно малое количество людей. Только бугры, только карлы и сами капо. Ну разве еще самые доверенные крысюки, которых перед допуском обязательно проверяет Армен. Если кто-то ляпнет о Норе рядом с простым номером-работягой – ночью им смерть. Списание на НТБ и компост. Задушат свои же бугры – и его, и того, кому он проговорился. Именно в круговой поруке молчания залог существования Норы.
Нора мирит меня с Гексагоном. В Норе я вижусь с Васькой, пробившейся через кастовость Электроцеха и нежелание тамошних капо пускать в Нору бабу. Хотя девок там как раз хватает – гладких, чистых и даже сладко пахнущих туалетным мылом. Из-за них жизнь кажется чуточку краше. В Норе я иногда выхожу в Круг. Я выхожу, когда понимаю – сегодня мне не помогут спустить пар ни классные сиськи, ни самогон со странным привкусом резкой сладости, ни даже партейка-другая в очко. А еще я выхожу в Круг ради Ласки. Я выхожу в Круг и даю выход своей злобе на этот гребаный мир. И тело само говорит за меня…