— Право же, господин Пойнэммер, вы меня смущаете. Что значат ваши странные слова? Что вы хотите сказать?
— Только то, что я уже сказал, — ответил тот с лукаво подрагивающими уголками губ и выражением нежности в глазах. — Я ваш преданный слуга, ваш друг и советник по юридическим вопросам, законный представитель в суде и защитник ваших интересов. За эти услуги мне не нужно ровным счётом ничего, кроме вашей дружбы.
— Но она у вас уже есть, — сказал Джим, поворачиваясь к нему.
— Я счастлив, — ответил г-н Пойнэммер, демонстрируя в улыбке свои безупречные зубы.
— И раз уж вы отказываетесь от денежного вознаграждения, я даю вам заверение, что готов оказать вам любую ответную услугу, — сказал Джим. — Всё, что только будет в моих силах.
— О, в этом нет необходимости, — ответил г-н Пойнэммер с изящным поклоном. И добавил серьёзно: — Но всё равно я очень тронут, ваша светлость.
— Я вам очень признателен, господин Пойнэммер, — сказал Джим, подходя и протягивая руку. — Очень, очень признателен за всё, что вы делали и делаете. И всё-таки… Всё-таки мне хотелось бы как-то вознаградить вас за ваши труды.
— Я уже вознаграждён, — ответил г-н Пойнэммер с ласковой улыбкой, сжимая руку Джима в своих мягких ладошках. — И большей награды, чем ваше дружеское расположение, ваша улыбка и пожатие вашей руки, мне не нужно.
— Неужели так бывает? — засмеялся Джим. — Право же, это очень необычно. Вы опровергаете все мои представления о юристах!
— Разумеется, если бы я просил такого вознаграждения от всех своих доверителей, я бы не смог прокормиться, — сказал г-н Пойнэммер шутливо. — Боюсь, некоторые из моих особенно прижимистых клиентов могли бы вам сказать, что я беру дороговато за свои услуги. Не так уж я бескорыстен, ваша светлость, и я мог бы скорее подтвердить все ваши представления о нашем сословии, нежели опровергнуть.
Мягкие лапки ловкого слуги закона так ласково сжимали руку Джима, а в его глазах было такое преданно-грустное выражение, что Джим был уже готов заподозрить его в нежных чувствах, но г-ну Пойнэммеру пришлось выпустить его руку, потому что в комнату ворвался взволнованный Илидор, сопровождаемый Марисом. Увидев его бледное лицо и сверкающие глаза, Джим всем своим нутром ощутил ледяное прикосновение ужаса, разом отнявшее у него все силы. Илидор был так взволнован, что ничего толком не мог сказать, только воскликнул прерывающимся голосом:
— Пузырёк… Лейлор! Папуля… Лейлор!
Джим почувствовал, что оседает на пол: ноги просто не могли выдержать веса его собственного тела. От падения его удержал г-н Пойнэммер, подхвативший его с молниеносной быстротой.
— О, ваша светлость, что с вами?
С его помощью Джиму удалось опуститься в кресло, а Марис обрушился на Илидора:
— Что ты наделал!.. Надо было доверить это мне, я бы сделал это лучше! Или сначала самому успокоиться, а потом говорить!..
Илидор, увидев, что наделало с Джимом его слишком взволнованное появление, воскликнул:
— Папуля, нет, нет! Ты не так понял… Пузырёк… он… Он очнулся!
— Что?.. Что?.. — пролепетал Джим. Он был готов скорее поверить в смерть Лейлора, чем в его выздоровление, и эта радостная новость даже не сразу дошла до его сознания. — Он… не умер?
— Да нет же, папуля, нет! — засмеялся Илидор. — Он открыл глаза и пошевелил руками! Он пришёл в себя!
Г-ну Пойнэммеру показалось, что Джим сейчас потеряет сознание — так ослабела его рука, которую г-н Пойнэммер обеспокоенно сжимал в своих.
— Ваша светлость! — воскликнул он испуганно.
Но Джим, вместо того чтобы повалиться без чувств на спинку кресла, вдруг обвил руками шею слуги закона и влепил ему в губы такой сочный поцелуй, что тот сначала ошеломлённо вытаращил глаза, а потом блаженно зажмурился и припал на колено. Марис звонко засмеялся. Джим, откинувшись в кресле, закрыл лицо руками, и сначала было неясно, плачет он или смеётся. Когда его руки упали на колени, все увидели его залитую слезами улыбку. Смущённый г-н Пойнэммер поглаживал ладошкой голову: такого «вознаграждения» он явно не ожидал, но невооружённым глазом было видно, как оно ему понравилось. Он был бы не прочь получить ещё, но ему пришлось довольствоваться одним поцелуем. И он вышел из положения, сказав:
— Я чрезвычайно счастлив присутствовать при сем радостном событии, ваша светлость. Я желаю вашему младшему сыну скорейшего выздоровления и, если вы не сочтёте это за дерзость с моей стороны, я пришлю цветы.