Кружевце.
МАРИАННА:Я так рада, сегодня съемки не было. И мне Мозер ужасно надоел. Так пристает, так пристает! Другая, конечно, воспользовалась бы этим, чтобы сделать карьеру. Но я не могу. Я не знаю, поймете ли вы меня, милая: для меня искусство — это выше всего. Искусство — святое. Вот такая, как Пиа Мора, которая из рук в руки переходит, может там с Мозером на автомобиле кататься. А я не могу. Меня ничего в жизни не интересует, кроме искусства. Ничего. Но как я устаю! У меня самая ответственная роль, весь фильм держится на мне. Представляю, какое мне будет наслажденье все это потом увидеть на экране. Господи, да что с вами, миленькая, что такое? Ольга Павловна! Что вы плачете, что случилось, Ольга Павловна?
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:Не обращайте вниманья… Это ничего… Это сейчас пройдет… (Она плачет, вытирая глаза пальцами, по-детски.)
МАРИАННА:Да в чем дело? Какие-нибудь неприятности? Скажите же, миленькая.
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:Дайте мне платочек.
МАРИАННА:Он не совсем чистый. Я вам дам другой.
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:Ничего, ничего… Ну вот, прошло… Я просто дурно спала.
МАРИАННА:Хотите, я сбегаю за какими-нибудь каплями?.. Ах, подождите, у меня тут есть валерьянка.
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:Не надо. Спасибо, Марианна Сергеевна. Правда, не надо. Все уже прошло.
МАРИАННА:Ах, вы опять плачете. Как это нехорошо. Вот. Выпейте. Медленно. Теперь сидите спокойно. О чем-нибудь поговорим.
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:О чем-нибудь поговорим. (Сморкается и смеется.)
МАРИАННА:Вот. Я вас давно хотела спросить. Чем, собственно говоря, занимается Алексей Матвеевич?
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:Я точно не знаю. (Смеется.) Ваш платочек совсем промок, смотрите. У него всякие коммерческие дела.
МАРИАННА:Вам, может быть, будет неприятно: вы как-никак с ним остались, кажется, в дружеских отношениях, но я все-таки хочу вас спросить… Он не большевик?
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:Вы очень не любите большевиков, Марианна Сергеевна?
МАРИАННА:Я их презираю. Искусство выше политики… Но они унижают искусство, они жгут чудные русские усадьбы. Ольга Павловна, неужели ваш муж?..
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:Меня его личная жизнь не касается. Я ничего не хочу знать.
МАРИАННА:(Живо.) И он вам вообще ничего — ничего — не говорит?
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:Ничего.
МАРИАННА:А-а. (Короткая пауза.) А у меня есть очень сильные подозрения. Представьте себе, Ошивенский рассказывает, что он третьего дня видел Алексея Матвеевича сидящим в кафе с известным чекистом из полпредства. Они очень дружески беседовали. Ошивенский и Евгения Васильевна страшно возмущены.
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:Они как раз собирались ко мне сегодня. Мне эта дама не особенно нравится, не знаю, зачем она ко мне ходит. А он — славный старик, и очень его жалко.
МАРИАННА:Но все-таки это ужасно, если это правда.
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:У вас, кажется, в вашей фильме показывают большевиков?
МАРИАННА:Ах, это замечательный фильм! Сейчас еще, конечно, трудно говорить о фабуле, так как, знаете, снимают по кусочкам. Я точно знаю только свою собственную роль. Но сюжет, в общем, из русской революции. Ну и, конечно, с этим сплетается любовная интрига. Очень, кажется, захватывающе, шпанненд.[3] Героя играет Харри Джой. Он — душка.
Стук в дверь. Входит Кузнецов.
КУЗНЕЦОВ:Ты, Оля, все еще в этой комнате…
МАРИАННА:Ах, Алексей Матвеевич, мне только приятно —
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:Как ты скоро вернулся!
КУЗНЕЦОВ:Да. (К Марианне.) А вы, матушка, должны меня научить танцевать.
МАРИАННА:Можно? Хотите сейчас?
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:(Оживилась, лицо ясное.) Что с тобой, Алеша? Ты так весел!
МАРИАННА:Я сейчас попрошу у хозяйки граммофон. (Выбегает.)
КУЗНЕЦОВ:Оля, дело вышло. Я получаю даже больше, чем ожидал. Через десять дней я поеду обратно.
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:Но ты будешь осторожен, да?
КУЗНЕЦОВ:При чем тут осторожность? Я говорю о монете.
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:Я этот раз особенно боюсь. Но я рада за тебя. Я, правда, очень рада.
КУЗНЕЦОВ:Вот и хорошо.
Вбегает обратно Марианна.
МАРИАННА:Хозяйка сегодня не в духах: говорит, что граммофон испорчен.
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:Ну, ничего, в другой раз.
МАРИАННА:Я сказала горничной подать кофе. Она тоже, кажется, не в духах.
Стук в дверь, голос горничной: Besuch für Frau Kuznetsoff.[4]
ОЛЬГА ПАВЛОВНА:Фюр мих?[5] (Выходит.)
МАРИАННА:Ну, целуй меня. Скорей!
КУЗНЕЦОВ:Нет, уж пожалуйста, не торопите меня.
МАРИАННА:Почему «вы»? Почему всегда «вы»? Когда ты научишься говорить мне «ты»? Ты поцеловать меня не хочешь? Алек!
КУЗНЕЦОВ:Отчего же, можно…
МАРИАННА:Нет, теперь я не хочу.
КУЗНЕЦОВ:Да, все забываю вам сказать: вы бы вовсе не душились.
МАРИАННА:Это чудные духи. Ты ничего не понимаешь. Убиган.[6]
КУЗНЕЦОВ:(Напевает.) А мой милый хулиган подарил мне Убиган… Это ваш муж — на столике?
МАРИАННА:Нет. Бывший поклонник. Ты ревнуешь?
КУЗНЕЦОВ:Хотите, Марианна Сергеевна, знать правду?
МАРИАННА:Да, конечно.
КУЗНЕЦОВ:Так вот: я не ревную вовсе. (Снова смотрит на карточку.) Знакомое лицо.
МАРИАННА:Его расстреляли в прошлом году. В Москве. (Пауза.) И почему ты меня называешь по имени-отчеству? Это, наконец, невыносимо! Алек, проснись!
КУЗНЕЦОВ:Невыносимо? Более выносимо, чем «Алек».
МАРИАННА:(Садится к нему на ручку кресла и меняет тон.) Ты ужасно странный человек. У меня еще никогда не было такого странного романа. Я даже не понимаю, как это случилось. Наше знакомство в подвале. Потом этот пьяный безумный вечер с бароном и Люлей… Всего четыре дня — а как это кажется давно, не правда ли? Я не понимаю, почему я тебя люблю… Ведь ты замухрышка. Но я тебя люблю. У тебя масса шарма. Я люблю тебя целовать вот сюда… и сюда…
КУЗНЕЦОВ: