— Жесткое порно, никаких сомнений. Но я как раз по этому поводу. Тим Харрингтон никогда не стал бы распространять что-то подобное.
— Но фото было найдено в его офисе. Он, должно быть, смотрел на него. Я допускаю, что, несмотря на твое о нем мнение, он распространял эту мерзость среди невинных людей. Развращение ради денег. И, возможно, его совесть, наконец, стала беспокоить его до такой степени, что он больше не мог жить. Или, более вероятно, он узнал, что кто-то угрожает выдать его. В любом случае самоубийство полностью объясняется.
— Тогда вы все еще намерены…
— Отказать Тимоти Харрингтону в последнем церковном обряде? Конечно, именно так я и намерен поступить. Проблема совершенно очевидна. О, я понимаю, что более либеральный человек мог бы занять ту позицию, что самоубийство — ipso facto{2} — является доказательством расстройства психики. Но что тогда станет с личной ответственностью? Нет, парень, пока пастырем поставлен я, приход Святого Варфоломея не будет участвовать в заупокойной службе или похоронах самоубийцы.
— Но, монсеньор, подумайте о его семье. Разве они уже не настрадались достаточно, следует ли добавлять им новые страдания?
— Конечно, мне жалко семью. Но не настолько, чтобы я мог игнорировать церковную доктрину. Это Тимоти Харрингтон должен был подумать о семье… перед тем как наложить на себя руки.
— Сэр, я вынужден заявить протест. Вы не имеете никакого права осуждать Тима Харрингтона в глазах церкви. Вы не имеете никакого права причинять боль его жене и дочерям…
Кулак монсеньора Гогерти обрушился на стол с ударом, от которого зазвенела стеклянная и серебряная посуда.
— Как глава прихода Св. Варфоломея я имею полное право! — загремел он. — Когда-нибудь, Чарльз, при благоприятных обстоятельствах у тебя будет собственный приход. А пока здесь решения принимаю я.
Наступила долгая тишина, нарушаемая только тиканьем часов в углу комнаты. Отец Кенни понял, что был неправ, вступая в открытый спор с более высоким по сану. Но он также хорошо знал, что за долгие годы работы Тимоти Харрингтон заработал и заслужил похороны по христианскому обряду. Если бы только удалось убедить монсеньора Гогерти. Или еще лучше, если он сам смог…
— Монсеньор, — тихо сказал он, — пожалуйста, простите мои резкие слова.
— А? Ну ладно, — прорычал тот в ответ.
— Но интересно, что случится, когда епископ Дaлтон узнает о вашем решении, — продолжал журчать отец Кенни.
— Епископ? Одобрит, конечно. А почему бы нет?
— Помните, сэр, только в прошлом году Тим Харрингтон был назначен в тот специальный епархиальный комитет лично епископом Дaлтоном. А теперь, как почувствует себя епископ, когда узнает, что вы отказали дать Харрингтону надлежащие похороны вообще без какого-либо расследования?
Монсеньор Гогерти обдумал эту проблему со всей серьезностью. Не очень-то хотелось, чтобы епископ своей властью изменил его решение. И затем его поразила другая мысль. Он довольно странно посмотрел на отца Кенни.
— Так весь этот разговор был затеян ради этого, разве не так, парень? — спросил он.
— Что вы имеете в виду, сэр?
— О, не разыгрывай передо мной невинность. Ты хочешь поиграть в отца Брауна. В священника, который играет в детектива. Разве не так?
Это последнее замечание заставило отца Кенни резко замолчать. Был ли он заинтересован только в судьбе покойного Тима Харрингтона, или у него действительно было желание подражать маленькому священнику Честертона и раскрыть преступление? Сама мысль о том, что им, даже частично, могла двигать последняя причина, была совершенно недостойна служителя Господа. И все же отец Кенни был достаточно честен, чтобы признаться, что он не знает ответа на вопрос старшего собрата.
— Ну, в этом что-то есть, парень, — продолжал монсеньор Гогерти, — безотносительно мотивов. Поэтому я разрешаю тебе провести расследование, хотя сомневаюсь, что ты обнаружишь что-либо, чего уже не нашла полиция. Но я не приму глупостей о безумии. Я полностью изменю свое решение, только если ты найдешь убедительное доказательство, что Харрингтон себя не убивал.
— Спасибо, сэр, — ответил отец Кенни. — Когда я могу начать?
— Завтра у тебя свободный день. Можешь весь его посвятить этому делу. Я буду ждать отчет к ужину.
— Вы имеете в виду, что у меня только один день?
— Конечно. Позже на этой неделе у тебя свадьбы, затем новена{3}. И я ожидаю, что ты будешь служить обычные службы по расписанию. Потратить могу только завтрашний день. И еще одна вещь, парень.