Затем мы отправились на прогулку. Мерили шла, взяв меня под руку, широким шагом, как и я. Лулу со счастливым видом трусила в метре впереди нас. Она, видимо, считала, что показывает нам дорогу, и была столь поглощена этим занятием, что не заметила слежку. Меня, конечно, не назовешь спецом в этом деле, я вам не рыцарь плаща и кинжала, но все же готов поклясться — за нами кто-то шел, держась на расстоянии полквартала.
— Хоги, тебе не кажется, что мы одна из тех жутких парочек, что вечно ссорятся, но не могут друг без друга?
Вопрос застал меня врасплох, но порадовал. Я и не подозревал, что мы с Лулу еще хоть что-то значим для Мерили.
— Мы никогда не ссорились в Лондоне, — заметил я.
— Вот именно! — воскликнула Мерили, сжав мне руку. — Давай зайдем куда-нибудь выпить?
— С удовольствием.
Она думала, что мы отправимся в «Энглси» — чудный старый паб на Селвуд-террас с грубыми дощатыми полами. Как же чудесно нам там было во время медового месяца! Однако я провел Мерили мимо, направившись к неброскому пабу, который держала одна семья на Олд-Бромптон-роуд.
Там было многолюдно, накурено и пахло пивом и жареной рыбой. Посетители, в основном простые работяги, проводили нас внимательными взглядами, когда мы направились к барной стойке. На меня пялились из-за смокинга, а на Мерили — просто потому, что она Мерили. Себе и своей спутнице я взял по пинте «Гиннесса», а Лулу — порцию копченой пикши. Мясное меню «Голодной лошади» ее не заинтересовало. Когда перед нами поставили кружки, мы чокнулись и жадно припали к ним. Поставив кружку на барную стойку, Мерили деликатно отерла пену с верхней губы и, как мне показалось, тихонько икнула. Моя бывшая супруга прекрасна решительно во всем. Икает она тоже изящнее всех на свете.
Следующие две кружки пива проставил бармен за счет заведения в обмен на автограф, который Мерили с превеликим удовольствием дала. Протянув ему подписанную салфетку, она указала на табличку, висевшую над баром.
— Скажите, а почему сегодня у вас «Вечер в птичнике»?
Бармен от смущения покраснел:
— Видите ли… это потому…
— Почему же? — Мерили не хотела уступать.
— Каждая цыпочка… получает по петушку…
— Прекрасная традиция, — отметил я. Взяв кружку, я обернулся, чтобы отсалютовать ей собравшимся и заодно посмотреть, нет ли среди них какой-нибудь подозрительной личности с бегающими глазами. Таковой в пабе не оказалось.
Три бледных работяги с пудовыми кулаками в конце барной стойки купили нам третью пару пива. Мы угостили их в ответ. Затем я решил, что пришла пора размять ноги.
— Как насчет… — я показал на крошечную площадку рядом с музыкальным автоматом.
— Я уж думала, дорогуша, что ты меня так и не пригласишь.
Я выбрал песню и заключил Мерили в объятия. По ее телу прошла легкая дрожь, когда в динамиках зазвучал голос Рэя Чарльза, поющего Georgia on My Mind. Это была наша песня. Под нее мы кружились на нашем первом свидании в клубе, принадлежавшем одному поляку, бывшему матросу, на углу Первой авеню и Девятой улицы, кружились, опьянев от перцовки и друг от друга. А после отправились домой и полтора месяца не вылезали из кровати.
Мерили смотрела на меня сверкающими глазами: — Откуда ты знал, что здесь есть эта песня?
— Очень просто. Обошел все пабы с музыкальными автоматами в радиусе десяти кварталов.
— Романтический ты дурачок.
— Отчасти ты права.
— Отчасти? И в чем же именно?
— Тсс…
Мы медленно кружились, щека к щеке. От Мерили исходил аромат мыла с маслом авокадо «Крабтри и Эвелин». Ее запах. И заветная тайна. Она никому не говорила, что пользуется этим мылом, иначе бы модные журналы тут же бы раструбили этот секрет на весь свет, и в результате Мерили стала бы пахнуть как все американки.
Когда Georgia on My Mind подошла к концу, Нэт Коул спел нам Don’t Get Around Much Anymore, Джо Уильямс — In the Evening, а Мел Торме — Blue and Sentimental. He самая обычная подборка для музыкального автомата.
— Мне не хотелось бы показаться вульгарной, дорогой, — промурлыкала Мерили мне на ухо. — Ты возбудился или мне показалось?
— Проверь.
— Уже.
— Давай еще раз.
— А вот теперь я уже не уверена.
— Тогда к чему вообще, гм, поднимать эту тему?
— Девушкам это важно, — в ее зеленых глазах полыхнули искорки.
Мы остановились у ее дома на Кромвель-роуд в начале четвертого утра. Чтобы до него добраться, пришлось свернуть с улицы и проехать под аркой. Перед нами открылись ряды очаровательных кукольных домиков, к которым вели мощенные камнем дорожки. Мерили жила в голубеньком, с цветами в горшочках под окнами. Если в таком домике есть мыши, то они наверняка носят костюмчики и поют хором по утрам.