Они едва держались на ногах, корчась от приступов неудержимого хохота. Побагровевшие, тяжело дыша, они вытирали слезящиеся глаза, трясли головами и никак не могли успокоиться. А в проеме распахнутых настежь дверей был виден ректор, который бегал вдоль стола президиума, махал руками и что-то кричал, видимо требуя, чтобы телевизионщики прекратили съемку.
"Вот и все", - сказал себе Тимофей. Он спустился в гардероб, оделся, вышел на улицу и возвратился в музей. Перед самым концом рабочего дня Тимофей закрыл зал, сдал ключи, расписался в книге об уходе с работы, затем остановил время и вернулся наверх. Давно подобранным ключом открыл дверь запасника, пробрался в дальний конец за баррикаду из ящиков и могильных плит. Тут он вернул времени нормальный ход, извлек из кармана два бутерброда с копченой колбасой. Не торопясь съел, запивая горячим кофе из термоса. Затем отодвинул тяжелую крышку саркофага, забрался внутрь, глянул на электронные часы. Было восемнадцать часов десять минут 27 февраля 1977 года. "Хватило бы элементов", - мелькнула мысль. Он задвинул изнутри тяжелую деревянную крышку и сказал:
- Ну, время, давай иди быстрей! Как можно быстрей!
И начал считать. Когда досчитал до пятидесяти, он заметил, что сквозь одну из щелей снаружи проникают слабые проблески света, быстро сменяющиеся темнотой. Свет мерцал значительно быстрее, чем он считал. Тимофей ускорил счет, стараясь поспевать за вспышками света. Досчитав до трехсот, он устал и решил передохнуть, а заодно проверить, что получилось. Он скомандовал: "Время, иди нормально!" - и прислушался. Снаружи было тихо, и свет в щель не проникал. Тимофей приподнял крышку и выбрался из саркофага. Освещение в запаснике было выключено, хотя он оставил его включенным. Сквозь запыленное окно снаружи проникал тусклый свет фонаря. Воздух в запаснике показался более затхлым, чем тогда, когда он пришел сюда. Тимофей глянул в окно. Оно выходило на музейный двор. слабо освещенный единственным электрическим фонарем. На дворе лежал снег.
"Получилось или не получилось?" - недоумевал Тимофей и тут вспомнил о часах. Он поднял руку и начал приглядываться. На табло часов ничего не было видно. Энергия микроэлементов исчерпалась, и это могло означать лишь одно - Тимофей переместился во времени не меньше, чем на год. Надо было уточнить, куда он попал. Он начал пробираться к выходу. Ему опять показалось, что в запаснике ничего не изменилось: баррикада из надгробных плит и ящиков была на месте и тот же узкий проход между статуями и прислоненными к стенам картинами вел к двери. Дверь удалось без труда открыть изнутри его ключом. Оказалось, что в залах музея ремонт. Витрины и статуи сдвинуты, накрыты чехлами и пластикатом, а паркет устлан газетами. Тимофей походил по залам и ничего не выяснил. Тогда он решил посмотреть газеты, лежавшие на полу. Даты и сами газеты были разные. Некоторые очень старые. Потом он нашел газету от июня 1977 года. Это было уже кое-что... Он принес газету к окну, забрызганному мелом, и при свете, проникавшем с улицы, просмотрел ее. Ничто не привлекло его внимания, кроме самой даты. Мир и страна жили теми же делами и интересами, что и полгода назад.
Тимофей продолжил поиски. Наконец ему попался обрывок газеты от ноября 1979 года. Это было уже лучше. Он снова вернулся к окну и принялся читать. И опять ничего интересного не обнаружил. Рекламы цветных телевизоров новых марок, новые фильмы в кино... Заметка о воспитательной работе в университете, но конец был оборван. Знакомых имен и фамилий не попалось. Тимофей почувствовал голод. Он запустил руку в карман, куда положил жестяную коробочку с таблетками витамина С. Коробка оказалась на месте, но в кармане были дыры. Тимофей ощупал пиджак и обнаружил, что и пиджак в дырах и буквально расползается под его пальцами. Едва ли это мог быть 1979 год... Тимофей вздохнул, открыл жестяную коробочку и сунул одну таблетку в рот. Она была как камень; только спустя некоторое время во рту ощутился слабый кисло-сладкий вкус. Побродив по залам, Тимофей осторожно выглянул на главную лестницу. Внизу у барьера дремал за столом вахтер. Возле него лежала газета, а на газете - два больших бутерброда с ветчиной, половинка огурца и термос. Тимофей почувствовал страшный голод и решился. Он остановил время, спустился вниз по лестнице, забрал со стола один бутерброд, разломил половинку огурца на две части, одну тут же съел, закусывая бутербродом, выпил половину кофе и глянул на газету. Она показалась ему совсем свежей, дата была 12 декабря 1979 года. Тимофей закрыл поплотнее термос с остатками кофе, снял муху со второго бутерброда, поднялся по лестнице и только тогда переключил время на нормальный ход. Затем он вернулся в запасник, не забыв запереть за собой дверь.
Итак, расчет был простой. Если считать до трехсот, получается три года. Значит, досчитав до трех тысяч, он очутится в начале XXI века. Тимофей решил сделать следующую остановку именно там. Он опять полез в свой саркофаг. Навстречу вылетела целая стайка серебристых молей. Тимофей принялся махать руками, чтобы изгнать из саркофага всю моль, сожравшую его пиджак. Иначе ему грозило очутиться в XXI веке совсем голым. Когда моли не стало видно, он задвинул крышку, ускорил время и принялся считать. А когда досчитал до тысячи, он незаметно для себя уснул...
Спал он долго, ему снились странные цветные сны. Когда он проснулся и сообразил, что спал, ужас охватил его. Он боялся подать времени команду, совершенно не представляя, что может ожидать его... Приоткрыв чуть-чуть глаза, он различил только свет, ярчайший свет, который уже не мигал, а горел светло и ровно. "Может, это пожар и я горю", - мелькнула страшная мысль. Но пожар не мог продолжаться долго, а тело его чувствовало только приятное тепло. И тогда он решился... Однако, подав времени команду идти нормально, он еще боялся пошевелиться и открыть глаза. Первое, что он почувствовал, был воздух, необыкновенно чистый и бодрящий. Он глубоко вздохнул, и воздух, словно проникнув мгновенно во все клетки тела, оживил его и наполнил небывалой радостью.