Слышно было, как кто-то бежит вслед за нами, но, к моему облегчению, вместо грозного профессора из-за поворота аллеи показался его ассистент. Переводя дыхание, он остановился возле нас.
- Мне так неприятно, мистер Холмс! Я хотел извиниться перед вами.
- Зачем, дорогой мой? Для человека моей профессии все это в порядке вещей.
- Я никогда не видел его в таком взвинченном состоянии. С ним становится просто страшно. Вы понимаете теперь, отчего мы с его дочерью в такой тревоге? А между тем ум его совершенно ясен.
- Слишком ясен!- отозвался Холмс. - В этом-то и заключался мой просчет. Очевидно, его память работает куда более точно, чем я полагал. Кстати, нельзя ли нам, пока мы здесь, посмотреть на окно мисс Пресбери?
Мистер Беннет, раздвигая кусты, вывел нас на такое место, откуда особняк был виден сбоку.
- Вон оно. Второе слева.
- Ого, до него как будто и не добраться. Впрочем, обратите внимание: внизу вьется плющ, а выше торчит водосточная труба. Как-никак, точка опоры.
- Мне бы, честно говоря, не влезть, - заметил мистер Беннет.
- Вполне допускаю. Для любого нормального человека это, несомненно, была бы опасная затея.
- Я вам еще кое-что хотел сказать, мистер Холмс. Я достал адрес того человека, которому профессор шлет письма в Лондон. Одно он, по-видимому, отправил сегодня утром, и я списал адрес с бювара. Недостойный прием для личного секретаря, но что поделаешь!
Холмс пробежал глазами бумажку с адресом и спрятал в карман.
- Дорак - занятное имя! Славянское, как я понимаю. Что ж, это - важное звено. Мы возвращаемся в Лондон сегодня же, мистер Беннет. Не вижу смысла оставаться. Арестовать профессора мы не можем: он не совершил никакого преступления; поместить его под наблюдение тоже нельзя, потому что нельзя доказать, что он сумасшедший. Действовать пока рано.
- Да, но как же быть?
- Немножко терпения, мистер Беннет. События начнут назревать в самом скором времени. Либо я ничего не понимаю, либо во вторник можно ждать кризиса. В этот день мы, естественно, будем в Кэмфорде. При всем том нельзя отрицать, что обстановка в доме не из приятных, и если мисс Пресбери имеет возможность продлить свое отсутствие...
- Это нетрудно.
- Тогда пусть побудет в Лондоне, пока мы не сможем заверить ее, что всякая опасность миновала. Ну, а пока пусть профессор делает что хочет, не перечьте ему. Лишь бы он был в добром расположении духа, и все обойдется.
- Смотрите, вон он! - испуганно шепнул Беннет, и мы увидели из-за ветвей, как в дверях дома показалась высокая, осанистая фигура. Профессор стоял, чуть подавшись вперед, покачивая руками прямо перед собой, и озирался по сторонам, поворачивая голову то вправо, то влево. Его секретарь, помахав нам на прощание рукой, исчез за деревьями, и вскоре мы увидели, как он подошел к своему шефу и оба направились в дом, горячо, можно сказать, даже ожесточенно, обсуждая что-то.
- Видимо, почтенный джентльмен смекнул что к чему, - говорил Холмс по дороге в гостиницу. - От этой короткой встречи у меня осталось впечатление, что он человек на редкость ясного и логического ума. Вспыльчив, как порох, не спорю, а впрочем, его можно понять: поневоле вспылишь, если к тебе приставили сыщиков, причем, как ты подозреваешь, не кто иной, как твои собственные домочадцы. Боюсь, нашему Беннету сейчас приходится несладко.
По пути Холмс завернул на почту, чтобы отправить кому-то телеграмму. Ответ пришел вечером, и Холмс протянул его мне.
"Был на Коммершл-роуд, видел Дорака. Пожилой чех, очень учтив. Владелец большого универсального магазина.
Мерсер".
- Мерсера при вас еще не было, - объяснил Холмс. - Я ему поручаю всякую черновую работу. Важно было разузнать кое-что про человека, с которым у нашего профессора такая секретная переписка. Он чех - тут есть связь с поездкой в Прагу.
- Слава Богу, наконец у чего-то с чем-то обнаружилась связь, - сказал я. Пока что, кажется, перед нами целый набор необъяснимых событий, не имеющих ни малейшего отношения друг к другу. Каким образом, например, можно связать злобный нрав овчарки с поездкой в Чехию или то и другое - с человеком, который ночами разгуливает по коридору на четвереньках? А самое необъяснимое - эти ваши даты.
Холмс усмехнулся и потер руки. Замечу, кстати, что этот разговор происходил в старинном холле гостиницы "Шахматная Доска" за бутылкой знаменитого портвейна, о котором давеча вспоминал мой друг.
- Ну что ж, тогда давайте и поговорим прежде всего об этих датах, произнес он, сомкнув кончики пальцев с видом учителя, который обращается к классу. - Из дневника этого милого молодого человека явствует, что нелады с профессором начались второго июля и с тех пор - насколько я помню, с одним-единственным исключением - повторяются через каждые девять дней. Вот и последний приступ, тот, что случился в пятницу, падает на третье сентября, а предпоследний - на двадцать шестое августа. Ясно, что о простом совпадении речи быть не может.
Я был вынужден согласиться.
- А потому условимся исходить из того, что каждый девятый день профессор принимает какое-то средство, оказывающее кратковременное, но очень сильное действие. Под его влиянием природная несдержанность профессора усугубляется. Рекомендовали ему это снадобье, когда он был в Праге, теперь же снабжают им через посредника-чеха из Лондона. Все сходится, Уотсон!
- Ну, а собака, а лицо в окне, а человек на четвереньках?
- Ничего-ничего, лиха беда - начало. Не думаю, чтобы до вторника произошло что-нибудь новое. А пока что нам остается не терять связь с нашим другом Беннетом и вкушать тихие радости этого прелестного городка.
Утром к нам заглянул мистер Беннет, чтобы сообщить последние новости. Как и предполагав Холмс, ему пришлось довольно туго. Профессор, хоть и не обвиняя его прямо в том, что это он подстроил наш визит, разговаривал с ним крайне грубо, неприязненно и явно был глубоко уязвлен. Наутро, впрочем, он держался как ни в чем не бывало и, по обыкновению, блистательно прочел лекцию в переполненной аудитории.