Да, был музыкален и музыкально образован при этом, играл на рояле, и, по отзывам знатоков, очень недурно. Была у него богатейшая в нашем городе коллекция пластинок и классической и легкой музыки. И в живописи разбирался, сам неплохо рисовал довольно веселые и остро схваченные карикатуры на знакомых и сослуживцев, но писал также и маслом, пейзажи и портреты, о художественной ценности их я судить не берусь, но многим нравилось. Дома у него вообще было хорошее собрание живописи. Красивые отреставрированные иконы, одна, как Эль-К утверждал, XVI века; несколько мастеров старых школ, второстепенных каких-то, но все равно приятных; современная живопись московских и ленинградских художников. Были у него и работы нашего областного художника-абстракциониста — лохматого, похожего на Гоголя с бородой, и фамилия у него была под стать, художническая — Сезин, Костя Сезин, — который, хоть и был областной, утверждал, однако, что три его работы висят в музее Гугенхейма. К сожалению, никак не удалось проверить, висят или не висят. Мало кто у нас бывал в музее Гугенхейма, а те, которые бывали (тот же Кирилл Павлович), совершенно не помнили, висят или не висят, да и вообще ничего не могли вспомнить, что там висит, так что опять возникало сомнение: были все же эти лица там, у Гугенхейма, или не были. Кирилл Павлович из-за этих расспросов чуть на нас не обиделся, даже закричал и затопал ногами однажды: «Был я, был у вашего Гугенхейма, черт побери! Помню: идешь, сворачиваешь налево, да-да, именно налево, там на углу еще лавка овощная. Овощи, доложу я вам, есть, есть… что?! Я и говорю вам, что подальше чуть-чуть — Гугенхейм! Ошибиться я не могу, потому что из Брюсселя мне прислал оттиск и поздравление к Рождеству профессор с такой фамилией… Нет-нет, я повторяю, Сезина вашего я там не видел! Что?! Нет, и Сезанна тоже не видал! Не помню, по крайней мере. Вероятно, не произвел впечатления!» Все это я к тому, что независимо от Гугенхейма произведения Кости Сезина висели у Эль-К на кухне и в кабинете.
Неравнодушен он был также и к изящной словесности, знал наизусть и хорошо читал стихи, покровительствовал нашему местному студенческому клубу поэтов, сочинял и сам — большей частью шуточные (но кажется, что втайне и лирические) вирши.
Некоторые у нас даже доказывали, что известные в научном мире стихотворения «Ты жаждешь объясненья, познай атомосилод» принадлежат не Хлебникову и не Зельдовичу, а нашему Эль-К или, во всяком случае, посвящены ему; впрочем, это уже, пожалуй, ни с чем не сообразно, концы с концами здесь не сходятся. Но вот стихотворение, которое написано точно Эль-К. Я позволю себе привести его целиком, поскольку оно будет иметь некоторое значение в дальнейшем:
И т. д.
По-моему, что-то есть, не правда ли? Дополнительный юмор здесь заключался в том, что Иван Иванович женского полу ужасно робел. На машине было полно девушек-программисток. Многие их них, вероятно, искренне жалели его, доходягу; ну, может быть, были у них и какие-то свои женские на него виды. Я знаю, что то одна из них, то другая предпринимали время от времени осаду (приходили к нему домой прибраться, мыли полы, стирали рубашки, готовили обед, на машину бутерброды носили, потому что обеды их, как правило, протухали нетронутые), но все без толку. Надо признаться, эта сторона жизни Ивана Ивановича возбуждала у нас известное любопытство, и, забегая вперед, скажу, что не все просто здесь было. Я, однако, до определенного момента совершенно ничего не знал, а когда узнал… то… Ну, об этом в своем месте.
Скажу только еще, раз уж заговорил на эту тему, что в отличие от Ивана Ивановича Эль-К, понятное дело, пользовался потрясающим успехом у женщин. Студентки, аспирантки, все наши дамы прямо висли на нем, пройти ему не давали. В городе о нем легенды ходили. Наши клялись, что существует Международное общество поклонниц Эль-К. Сплетничают, что один ревнивый инженер бегал за ним по городу с топором, другой хотел прожечь его лазером. Все это вранье! Эль-К был в отличных отношениях со всеми, все в нем души не чаяли!
Но особую славу стяжали ему его шутки. Он был большой любитель того, что англичане называют «практикал джокс», а по-нашему — розыгрыш. Я одно время даже взялся записывать эти его шутки (для истории науки, знаете там — «физики шутят» и все такое прочее), так у меня набралось их более ста! Опишу лишь одну, на мой взгляд, весьма изящную.
Руководитель одного из наших отделов, ученый небесталанный, но с точки зрения житейской — человек несносный, самолюбивый, чванливый и не слишком умный, на одном из семинаров, которые вел, во всеуслышание объявил, что какой-то там интеграл (не важно какой) не берется. Раззадоренный Эль-К просидел несколько ночей подряд и интеграл взял! Что он делает после этого? Вместе с двумя своими приятелями он подговаривает Ваську-слесаря из своего жэка, полуграмотного халтурщика и пьяницу, за литр спирту выучить зрительно и на слух всю эту математическую галиматью, затем одевает его поприличней и выпускает на семинар, сказавши руководителю, что отыскал на факультете самородка-студента, который нашел решение пресловутого интеграла. Васька, не моргнув глазом, войдя в раж, барабанит вызубренный текст, лихо отвечает на вопросы (какие вопросы могут задать, предусмотрительный Эль-К рассчитал и записал в тетрадку Ваське) и под конец — уже от себя — обещает «вообще заняться этим семинаром и навести тут порядок». Чванливый профессор посрамлен, посвященные держатся за животы, директор, услышав о такой выходке, мягко журит Эль-К. Положительный эффект этого веселого предприятия еще и в том, что Васька, вкусив прелестей научной жизни, исправился, бросил пить и поступил в вечернюю школу. Такова краткая характеристика Эль-К.