— Прыгайте на землю! — закричал Петрусь, подбегая к машине.
Та, что кричала, спрыгнула. Вторая не смогла, видно. Прижав к груди ребенка, она молча смотрела на солдата страшными глазами. Петрусь бросился к кабине. Но Кошкарев опередил его. Рванул дверку, оттолкнул уснувшего шофера, от которого несло сивухой. А машина продолжала ползти, все больше наклоняясь на левый борт. Еще минута — перевернется. Кошкарев прекрасно понимал это. Он вывернул руль, поставив передние колеса по диагонали склона, и завел мотор.
«Если не удержу, — подумал он, — быть нам под кручей. — На лбу выступила испарина. — Так, еще чуток влево…» Машина плавно съехала на грунтовую дорогу к самому берегу.
— Ну вот и все, — проговорил он, облизывая сухие губы. И к шоферу: — Эй, хозяин, вставай, приехали! — Встряхнул его.
Шофер очнулся, молча поглядел вверх — на шоссе, вниз — на речку, соображая, как его занесло сюда. Наконец до сознания дошел смысл происшедшего. Он залепетал:
— Спасибо, старшина. Век не забуду. — И схватил Кошкарева за полу шинели.
— Вот возьми, — он сунул ему часы. — Золотые. Ход плюс-минус минута в сутки.
Старшина отстранил его руку. Женщина с укором бросила шоферу:
— И не стыдно? Да нешто он за золото?..
Старшина распорядился:
— Забирайте, товарищ Гречуха, женщину с ребенком. — Он снял с себя шинель. — Прикройте их, а то они, видите, дрожат. Садитесь на мотоцикл — и в Сосновку. Ждите меня у склада. А я этого голубя доставлю, — показал на притихшего шофера.
Петрусь помялся, но все же решил спросить Кошкарева:
— Товарищ старшина, вы, наверное, подумали, что я не справлюсь с машиной или струшу? Ведь я…
— Подумал, — Кошкарев посмотрел на него добрыми глазами, — подумал, Петрусь, что водитель ты гарный и не струсишь. Но подумал и о том, что мне это сделать проще, и о том, сынку, что ты еще с Наталкой не свиделся. — И он хитро улыбнулся: — Вот она, какая ситуация.
В. Карпов,
Герой Советского Союза
НОВЕНЬКИЙ
Мечников не понравился старшине Рябову с первой встречи. Новичок должен вести себя тихо, даже немного боязливо. А этот вошел в казарму, как в собственную квартиру. Осмотрел расположение роты, побывал в кладовой, умывальнике, в комнате быта и, возвратясь к своей кровати, заключил:
— Служить можно. — Помедлил и добавил: — Вполсилы.
«Сачок, — отметил про себя старшина. — Здоровый, как конь, а уже силы распределяет».
Молодой солдат действительно отличался от щуплых первогодков. Он был высок, гимнастерка туго обтягивала мускулистую грудь и спину. Лицо грубоватое, взгляд прямой, колючий, на стриженной под машинку голове топорщатся жесткие и прямые, как иголки, волосы.
— Куда же вторую полсилу девать будете? — сдержанно спросил Рябов.
— Найдем применение! — Мечников ответил громко, ничуть не смутившись, чем разозлил старшину окончательно.
«Не повезло, — с тоской подумал Рябов, — были в роте люди как люди, а теперь вот нате вам — ходячее ЧП».
Старшина служил на сверхсрочной двадцатый год и хорошо знал, каких неприятностей можно ожидать от молодого солдата, который так вольничает с первого дня. Рябов был тверд в своих решениях и оценках. Переубедить его в чем-либо еще никому не удавалось. В службе он руководствовался одним, взятым раз и навсегда образцом — своим первым учителем старшиной Бондаренко, с которым свела его судьба еще в полковой школе. В кругу сверхсрочников Рябов не уставал повторять:
— Он из меня человека сделал. Всю дурь и гражданский шурум-бурум из башки выбил. Моя бы воля, я б его портрет рядом с маршалами повесил. А что, неверно говорю? Верно! У старшин, что и у маршалов, дел по горло! А ответственности!!!
Рябов, храня традиции своего учителя, держал солдат в строгости, любые проявления своевольства пресекал беспощадно, приговаривая при этом: «Сами после спасибо скажете».
Обиженные между собой звали его «крабом». Старшина приземист и крепок. Он немножко похож на киноартиста Пуговкина — только еще пониже ростом. Лицо у старшины коричневое — дубленное солнцем, омытое дождями. Но самое характерное в его внешности — пронзительные, всевидящие глаза. Уж они-то — подлинное зеркало старшинской души, особенно в гневе, когда кто-либо из солдат допускает «неположенное».
Рябов сталкивался с Мечниковым редко. Начинался рабочий день, солдаты уходили на стрельбище, в поле, к спортивным снарядам, а старшина оставался в опустевшей казарме: «гонял» наряд, наводил порядок, сдавал или получал имущество. Однако каждый раз, встречаясь с Мечниковым даже мельком, Рябов оставался озадаченным. Бросит Мечников мимоходом какую-нибудь фразу, и долго потом старый служака мучается, недоумевая: «К чему это он сказал? Насмешничает? Критику наводит?» Правда, ничего «неположенного» Мечников не допускает. Просто тон у него какой-то не такой и держится очень уж независимо.