Выбрать главу

Фомин попрощался. Левченко набросила шаль и пошла Его провожать.

Корзин сослался на дела и остался дома.

Валя шла рядом с Таней и молчала.

Татьяна взяла Её под руку.

— Скоро буду на Среднекане. Может быть, что-нибудь передать?

— Его там нет. Он Ещё осенью выехал в отпуск и до сих пор не вернулся. — Валя остановилась.

Татьяна рассмеялась:

— Я о Нине.

— Ах, Нина? Да-да… Передайте Ей, что обязательно скоро встретимся.

Утром Фомин договорился с начальником управления/ о переводе на Оротукан нескольких бригад заключённых, в том числе и бригады Вагина. Потом он направился в учётно-распределительный отдел лагеря и занялся подбором специалистов по учётным документам. К нему постучали и попросили подойти к телефону.

В комнате секретаря Сергей взял трубку.

— Да, я! Здравствуйте. Посылка вам? Помочь? Я страшно занят… А вечером совещание и вернусь поздно… Что-о, уже оформлено получение? Да, так можно. Пусть тогда до утра полежит у меня. Ну хорошо-хорошо, сейчас иду!.. — Он повесил трубку и украдкой вышел.

Солнце зарылось в косматую тучу. Потянуло пронизывающим ветром. Зашушукались лиственницы. Прыгая, проскакал мимо клочок бумажки.

Чёрт бы забрал и Аллу Васильевну, и Её посылки, и всё, всё. Надо кончать. В эту минуту он ненавидел Левченко, презирал себя.

Он говорил это себе каждый раз, и каждый раз встреча с Аллой Васильевной опрокидывала Его благие намерения.

— Сергей! Сергей! — услышал он голос Левченко. Она стояла на тропинке. Рядом белела посылка.

Умница. Догадалась выйти навстречу, где нет людей. Не задерживаясь, он подхватил Ящичек и занёс Его к себе в комнату.

Домой с работы вернулся, как и предполагал, около полуночи.

— А-у!.. — промурлыкал голос с кровати. Он зажёг свет и остановился у порога. Это уже было слишком.

— Алла Васильевна! Ну зачем же вы здесь?

— Не виновата, что все женщины так любопытны… Мне не терпелось узнать, что там прислала сестрёнка…

Когда в соседней комнате часы пробили час ночи, Алла Васильевна встрепенулась.

— Не могу больше. Вскрой, посмотрим.

Она закуталась в одеяло.

— Ты выкладывай всё на стол и говори.

— Коньяк, корейка, кашне… (нэ) — перечислял он, перекладывая вещи. — А это что? Да тут Ещё одно место с письмом. — Он вынул из Ящика коробку с привязанным конвертом и протянул Левченко. — Пожалуйста.

— Нет, читай ты, только громко. А я буду слушать и тем временем оденусь. — Она спустила с кровати ноги и потянулась за платьем.

— Ты знаешь, я не любопытен.

— Но я прошу. Да посмотри, что там в коробке.

Фомин разорвал конверт и стал читать. В письме сообщалось о смерти тёти Сони.

— Несчастная женщина! И всё из-за мужа. Он ведь из потомственного, убеждённого духовенства. Арестован в тридцать первом, — вздохнула Левченко и, облокотившись на подоконник, стала сосредоточенно слушать.

Дальше шёл перечень отправляемых вещей.

«…Хотела послать твои шерстяные кофточки. Но прибежала Мария и стала умолять взять и эту маленькую посылочку, — продолжал читать Сергей. — Она очень просит тебя разыскать Гудковского и передать Ему в руки. Он теперь на Колыме. Строит дорогу где-то на девяностом километре. Тут их семейный образок. Перед смертью/ тётя Соня наказала отправить Его со своим благословением/ Петру Николаевичу. Положила она Ещё какую-то мелочь. Ты сама знаешь, как мы им обязаны, и я не могла отказать…»

Фомин дочитал письмо и прикинул Ящичек на руке.

— Куда положить?

— Посмотрим. Ведь всё равно будут вскрывать.

— Конечно. Это должно пройти через режимный отдел.

Он распаковал коробку. Там лежали тёплые вещи и маленькая иконка.

— Гудковский? Гудковский? — несколько раз повторил он, стараясь припомнить фамилию. — Нет, такого не знаю. Да и не глупость ли возиться с этой чепухой. Он вышвырнет Её в тот же миг.

— Едва ли. Это реликвия, а он верующий. Миленький, да ведь ты Едешь на трассу и тебе не составит большого труда Его разыскать. Думаю, ты не откажешь в любезности и освободишь меня от этих неприятных хлопот?

Фомин нахмурился и не ответил.

— Понимаю, понимаю — тебе неудобно. Ну, тогда передай посылку с вещами через режимный отдел, а это завернём отдельно. — Она взяла иконку. — Красивая. Старинная работа. — И, прижавшись к Его щеке, зашептала — Может быть, ради меня ты сделаешь это «великое» нарушение и передашь лично. Меня беспокоит, что Её там действительно вышвырнут. Что тогда я скажу своим родственникам? А ты заодно проведёшь с отцом Петром антирелигиозную беседу, — И она засмеялась.