– Ну, как знаешь, дело, как говорится, хозяйское, – пожал плечами Коробов.
Он допил водку.
– Хороша, не то что наш самогон! Хотя, с другой стороны, самогон из своего гонят, а чего на водочных заводах в питье добавляют, неизвестно.
– Чего там добавлять? Разбавил спирт водой, вот тебе и водка.
– Это так. Вопрос – какой спирт? Ну, да ладно. Окропи могилу, тут осталось немного.
Маханов взял бутылку:
– Пусть земля вам будет пухом.
– Не так, – поморщился Коробов, – упокой, господи, душу раба твоего новопреставленного и прости ему вся прегрешения его вольная и невольная и даруй ему Царствие небесное. – И перекрестился.
– Ты чего, Сеня, в Бога веришь?
– Как тебе сказать? И да, и нет.
– А откуда молитву знаешь?
– Я даже не знаю, молитва это или нет. Но вроде так надо говорить, а может, и не так. Ладно, что сказано, то сказано. Главное, если есть там, – он указал на небо, – Бог, пусть будет твоим родителям хорошо. Все, пойдем.
– Нет, ты ответь, откуда молитву эту знаешь?
– Да отстань ты, так на поминках старики говорят. А мы что делали? Поминали. А вообще, давай не касаться религиозных тем.
– Это правильно.
Маханов поклонился могиле:
– До свидания, мои родные, обещаю навещать вас… как выпадет время свободное.
Друзья двинулись между могил.
– А тут, – Семен указал на заросшую могилу без креста, – жена Рылова лежит.
– И что?
– А то, что она тоже странно померла. Пошла на реку полоскать белье и утопла. Как можно утонуть рядом с мостком, где глубина по колено?
– Всякое бывает. Стало женщине плохо, упала, захлебнулась.
– Или заставили упасть да притопили.
– Ну ты, Сеня, вообще… Во всем только злодейство видишь!
– Не во всем и не везде. А Рылов – злодей. Через год, как утопла жена, из райцентра девку молодую привез. А потом и она пропала. Говорит, не прижилась, уехала к себе.
– И что в этом странного?
– Уехала ли?
– Да ну тебя, идем домой.
Друзья вышли с кладбища и направились к Речной улице.
Проходя мимо хаты Рылова, Коробов проговорил:
– У этого упыря и хата не как у всех: двери крепкие, окна завешаны плотно, свет едва пробивается, и то, если близко подойдешь.
– Да, Сеня, если кто-то тебе не по душе, то это надолго.
– Навсегда. Тут ты прав.
– Машина-то твоя долго будет ремонтироваться?
– Председатель мотается по району, ищет запчасти. Как найдет – за полдня отремонтирую свой «ГАЗик». Может сегодня привезет, а что?
– Довез бы меня до города.
– А ты когда в Москву собрался?
– Думаю, завтра, крайний срок – послезавтра. Мне, главное, успеть в понедельник на работу.
– В воскресенье поедешь, успеешь. Отдохни маленько от жизни городской. У нас тут тихо. Если бы еще не этот Рылов. Он же, по идее, должен запчасти-то искать – все же агент по снабжению, а на него у председателя даже надежи нет.
– Чего он его тогда держит?
– А кто пойдет на эту собачью работу? Тетерин как-то мне предлагал, я наотрез отказался. Да и другие тоже.
– У вас здесь свои законы.
– Законы для всех одни, только относятся к ним везде по-разному. Нарушишь – в момент милиция заберет, а там – суд скорый, и поехал ты лес валить лет эдак на десять с поражением в правах. Времена-то какие!
– Без строгости нельзя.
– Строгость тоже может быть разной. Но – хорош об этом. Народ вон уже поминает вовсю.
Допоздна засиделись гости. Это тяготило Маханова, но он ничего не мог поделать. Так уж принято на деревне. Как только солнце скрылось за горизонтом, дядя начал провожать навязчивых гостей. К десяти часам вечера двор опустел. Бабы взялись за уборку.
Николай с Коробовым пошли на берег реки. Здесь было много лодок. Сели в одну.
– Как же это тягостно, – проговорил Маханов.
Семен улыбнулся:
– Это еще хорошо, что мужики не передрались и песни не пели. По весне хоронили деда Евсея, помнишь, сторожем был на зернохранилище?
– Помню. Вредный такой мужик.
– Нормальный по сравнению с Рыловым.
Маханов взглянул на друга:
– Сень, прекращай, а? Дался тебе этот Рылов.
– Так вот, когда хоронили деда Евсея, сначала все чин по чину было. Гроб на кладбище отнесли, опустили в могилу, пошли за стол. Евсей один жил, ну, организацию похорон взял на себя председатель колхоза, хотя секретарь парторганизации был против. Слышал я их разговор на эту тему. Председатель все же настоял. Собрали по хатам, кто, что мог дать, и начали поминать. А собрали немало, особенно самогона. В общем, где-то часа за три упились мужики. Кто-то, уж не помню сейчас кто, песню затянул. Его одернули: чего поешь, похороны же! А ему все одно, что похороны, что свадьба, самогону принял сверх меры, понесло. Тогда сосед, недолго думая, ему кулаком в морду сунул. Другой было заступился, и понеслось. Дрались, как прежде, на кулачных боях. Рубахи летели лоскутами окровавленными, носы разбиты, столы перевернуты, бабы визжат, а мужики дубасят без разбору всех, кто под руку попадет. В общем, дрались-дрались, устали. В себя чуток пришли. Стали разбираться, а чего, собственно бились? Точно никто и вспомнить не мог. Поставили столы на место и давай дальше пить. И так дотемна, пока бабы их не растащили по хатам. Знатные поминки вышли. А у тебя все тихо, как положено.