Врач очень обрадовался тому, что у больной наконец-то исчезла апатия.
С того дня Мария Ильинична начала заметно поправляться.
Мария Ильинична возвратилась домой с твердым намерением: надо немедленно возвращаться на завод. У нее будет ребенок. Она не может, не имеет права рисковать! Может быть, еще не поздно, может, еще дадут комнату Теперь она не одна.
Ребенок! Боже мой, неужто это правда? Неужто она действительно станет матерью? И хорошо бы мальчика… Прыгать и резвиться хотелось от счастья. Но… нег. Нельзя — вдруг повредишь «ему». Она теперь будет очень осторожна. По струнке станет ходить, лишь бы родился здоровеньким.
Как и все неопытные матери, она делала как раз то, чего совершенно не следовало делать. Надо было двигаться, физически укреплять себя, а Мария Ильинична старалась меньше шевелиться, ходила, будто плавала.
Словом, ребенок стал для нее событием первой важности, все остальное ушло на задний план. Даже о Проханове она забыла. Пусть его. Нет ей никакого дела до этого человека. Никому она не станет жаловаться, лишь бы он не трогал ее, оставил в покое.
Встал, однако, вопрос: на что жить? Деньги, посланные Прохановым, ушли от нее так же неожиданно, как и пришли к ней. Из-за них, наверное, ее чуть не убили.
Но кто мог знать об этих деньгах? Только двое: Проханов и тот человек с угрюмым взглядом. Не отец же Василий хотел отнять у нее деньги?
Наверняка, ее ограбил поповский посыльный. Кто он? Что за человек?
Большой был соблазн рассказать обо всем тому человеку из милиции, но Марию Ильиничну сковал страх: вдруг все это против нее обернется? Ведь она одна, а у Проханова столько приспешников.
Так и промолчала.
Никаких денежных запасов у Марии Ильиничны никогда не имелось. Правда, были золотые часы. Если прождать их, два-три месяца просуществовать можно.
А за это время надо устроиться на работу.
На следующий же день Мария Ильинична отправилась в отдел кадров своего завода. Инспектор, оформлявшая ее увольнение, удивилась:
— Никак Разуваева?! — она так на нее смотрела, будто видела индийского магараджу. Потом сухо спросила: — Чем могу служить?
— Обратно хочу. В свой цех.
— Вот тебе на! — всплеснула руками инспектор. — Или попы мало платят?
Мария Ильинична вспыхнула.
— Какие попы? Зачем вы так говорите? Я работать хочу.
Инспектор, женщина лет сорока восьми, сухая, жилистая, с острыми красноватыми глазками, которые, казалось, старались заглянуть в самую душу, заторопившись, стала копаться в ящике письменного стола.
— А это как называется?
Она рывком вытащила знакомый уже Марии Ильиничне номер газеты и поднесла ее к самому лицу посетительницы.
Мария Ильинична отшатнулась от неожиданности. Инспектор же поняла ее по-своему..
— Ага, дрожишь! — она улыбнулась. — Выкладывай — зачем явилась? Кто тебя сюда послал?
Не совсем еще придя в себя, Мария Ильинична вздрагивающим голосом ответила:
— Никто. Я сама. На работу. Ну, вот честное слово!
— Не виляй, не виляй, Разуваева. Мы эти штучки знаем. Не первый год сидим на кадрах. Ишь чего захотела. Выступила с таким письмом, а теперь на завод хочешь? Да таких, как ты, только пусти сюда… Но мы тоже не дураки. Знаем, что такое бдительность.
— Бдительность?! — дрожащим голосом повторила Мария Ильинична. — Да вы что? Я сделала ужасную ошибку… И потом, обманули меня… "Мне так трудно! — Она повернулась и хотела уйти, но инспектор удержала ее за руку.
— Э, нет, милая! Минуточку. Посиди-ка в коридорчике, — сладким голосом произнесла она, хотя глаза ее грозно сверкали. — Я сейчас тут подумаю, прикину кое-что… Вот здесь. Садись.
Инспектор закрыла за Марией Ильиничной дверь и куда-то заторопилась.
В коридоре никого не было, стояла тишина. Было слышно, как за окном кто-то нажимал на стартер, но машина не хотела заводиться. Шофер негодовал и страшными словами ругал какого-то Зотова.
Инспектор явилась через несколько минут, властным голосом она приказала:
— Входи!
Мария Ильинична вошла.
— Товарищ Разуваева! Принять обратно тебя на завод мы не имеем возможности: вакансии у нас, к великому сожалению, отсутствуют. Персонально о тебе я доложила начальнику отдела кадров. Если желаешь, можешь обратиться лично к нему. — Инспектор пристукнула по столу карандашом и закруглилась: — Все. Я больше тебя не задерживаю.