И вдруг Обрывков вскочил и сразу же забыл о полисах и деньгах, выложенных Прохановым. Он не обошел, а перешагнул стул, который был у него и а пути, и замер перед иконостасом. Сначала Обрывков смотрел невооруженным глазом, потом вытащил лупу и сантиметр за сантиметром стал изучать рисунок икон. По мере того как он рассматривал их, вдохновение гостя сменялось разочарованием.
Все это не укрылось от глаз хозяина. Он наблюдал за гостем с тревогой, каждую минуту возраставшей.
Что ему не понравилось? Скажи на милость, какая требовательность. И что ему вообще нужно?
Проханов чувствовал себя явно задетым.
С этими иконами была связана целая история, в которой активную роль сыграл советник фон Брамель-Штубе. Это он подарил тогда иконы Проханову. Где-то на Украине был оголен и ограблен древний монастырь, глава которого не угодил фашистским правителям. Все наиболее ценное перешло в собственность «его преосвященства».
Проханов, правда, не знал еще истинной цены подарку, но все-таки гордился вещами, которые, может быть, столетиями находились в древних русских монастырях. Вдруг какие-нибудь Рюриковичи ими любовались! Как знать?! Вполне возможно, что среди этих икон есть и сокровища. Проханов не понимал в иконах, однако ж тешил себя надеждой: а вдруг?!
— Подделка! И довольно искусная… — неожиданно высоким, срывающимся голосом заговорил Обрывков. — Но должен сказать вам, Василий Григорьевич, высокие мастера выполняли эту работу. — И он снова повторил — Высокого, очень высокого класса подделка.
— То есть, как это подделка? — возмутился Проханов. — Вы, молодой человек, сначала узнайте, откуда и как появились эти исторические ценности, а потом играйте в авторитеты.
Обрывков так же неожиданно, как и заговорил, рассмеялся. Смех у него был странный, кудахтающий.
— Исторические ценности, говорите?.. — Обрывков повернулся лицом к хозяину дома и пристально взглянул на него. — Настоящие исторические ценности из украинского монастыря во время войны перекочевали на Запад. Вы думаете, немцы не знали им цены? — он кивнул головой в сторону иконостаса. — Будьте покойны. Знаете, что они сделали? Из оккупированных стран свезли в те монастыри, какие грабили, художников и заставили их делать копии. И не по одной, по многу. А потом сбывали их за подлинники в Болгарии, Польше, Чехословакии и особенно в Греции. Вам, Василий Григорьевич, то же достались копии…
Проханов был потрясен этим открытием, и совсем не потому, что иконы не оказались сокровищами, хотя и это имело немалое значение. Важно другое. Советник фон Брамель-Штубе, выходит, подсунул ему подделку, хотя Проханов сам читал: «за особые заслуги перед Великой Германией» ему преподносились в дар эти «драгоценные реликвии русской старины».
Вот она, награда! Над ним потешались. Для этой цели, выходит, и придумали почетное обращение «ваше преосвященство». Ставка была на его тщеславие. Как чтили, так и отплатили.
— Обманули, — в смятении пробормотал он. — Ну, что ж… И это может быть. Все может быть в наше время.
Гость посмотрел на Проханова удивленными глазами, а потом сказал вполголоса:
— А вот эта… сбоку, самая незаметная — ей цены нет…
— Где? Какая? — Проханов устремился к иконостасу.
— Да вот же… — Обрывков показал на крохотную иконку. — Цены ей нет, понимаете?
Проханов взглянул, и сразу же перед ним всплыл эпизод из времен далекой молодости. Был и он когда-то молодым и даже самоотверженным. Как-то гулял он ранней весной по берегу небольшой речушки и вдруг услышал истошный крик: мальчик тонул. Проханов, в то время богослов-семинарист, бросился в воду, вытащил мальчишку и отнес его родителям.
Семья оказалась небогатой. Проханова просто-напросто напоили чаем и заставили раздеться и просушить одежду. А на прощание мать малыша после некоторого колебания подала ему эту крохотную иконку.
— Будьте таким же щедрым в своей жизни, и она вам никогда не станет мачехой. Великодушие и любовь к людям прекрасны. Они всегда окупаются…
Тогда он вел довольно скромную жизнь и в первом порыве едва не нагрубил растроганной матери, которая, вместо солидного вознаграждения, одарила его грошевой иконкой и совсем уж дешевым советом…
А теперь оказалось, что крохотной иконке цены нет, как нет цены и ее словам. Но прав ли Обрывков?
Откуда вы разбираетесь в этом?
— Учился в специальном заведении, а вот художника из меня не вышло.