Так будет и впредь, подумала Шерри.
И поэтому она подошла к прилавку.
– Я не хочу, чтобы меня ненавидела ты или кто-то еще в городе, – сказала она Джанет, когда продавец ушел за сдачей, – давай раз и навсегда разберемся с этим.
Продавец вернулся, отдал Джанет Рансибл сдачу, а затем ушел разгружать мешки с кормом. Очевидно, он предположил, что они приехали вместе.
– А что тут разбираться? – сказала Джанет. – Вы случайно лишили нас огромной суммы денег, и вас, разумеется, это нисколько не беспокоит. Да и не должно. Вы не входите в местное общество, для вас это просто жилой пригород. Но я полагаю, что вас должна волновать стоимость вашей недвижимости, так что…
– Какая глупость. То, что Уолтер сказал вчера вечером твоему мужу, я готова повторить тебе. Нам не за что извиняться. Если бы нам пришлось сделать это снова, мы бы сделали это снова. Я согласна с Уолтом на сто процентов; никто не имеет права указывать нам, кого мы можем принимать, а кого нет.
– Лео говорит… – начала Джанет.
– Мне все равно, что говорит Лео, – ответила Шерри, – в этом городке полно людей, которые знают, что твой муж служит всемогущему доллару, и ты знаешь, что я имею в виду.
– Ты намекаешь на его национальность. Так вот, я ею горжусь, и Лео гордится наследием предков.
– Да, но твой-то муж не Барух Спиноза, – сказала Шерри, – и довольно нелепо приписывать себе заслуги Мендельсона и Эйнштейна на основании принадлежности к одному народу. Я могла бы также приписать заслуги Франклина Рузвельта или Альберта Швейцера. – Понизив голос, она добавила: – Мы с мужем пользуемся гораздо большим уважением жителей города, чем человек со стороны, который пытается спекулировать недвижимостью, чтобы заработать побыстрее, при том, что никто точно не знает, чем именно он зарабатывает.
Джанет Рансибл не нашлась с ответом. Она прочистила горло и взяла запечатанную упаковку сухого корма для собак. Ее лицо стало совсем бесцветным, тяжелым и некрасивым, она больше не улыбалась. Наконец она вздрогнула, опустила голову и протиснулась к выходу мимо Шерри.
Шерри ровным голосом сказала продавцу:
– Будьте добры, примерно пять фунтов корма для кур.
Ей было приятно, что она вела себя спокойно. Конечно, Джанет не смогла ей возразить. Держу пари, что она вернется домой, подумала Шерри. Сегодня больше никаких дел в городе, чтобы ни за что не столкнуться со мной.
Какая она жалкая и похожая на старую деву, думала Шерри, расплачиваясь за корм для кур. Этот дергающийся глаз, напряженная шея, опухшие от ежевечерней выпивки веки. Как просто было ее заткнуть. Всего пара фраз.
Они неправы, думала она. Они должны это понять. Все эти вечерние ругательства по телефону, этот разговор, все эти фокусы. Они нападают не на нас, они пытаются заглушить голос своей совести.
Но потом она подумала: «А сама-то? Что я им сказала?» Теперь ей стало стыдно за то, что она намекнула на национальность Рансибла.
Это было плохо, решила она.
И все же они заслужили это. Это было справедливо. Их собственное священное писание, Ветхий Завет, требовал отдать око за око. Они отвергли христианское «подставь другую щеку», так почему она должна сдерживаться? Она поступила так, как велел их собственный закон.
Она вышла из магазина и спустилась на гравийную парковку. Там стоял седан Рансиблов, а рядом ждала Джанет с мешком собачьего корма в руках.
– Что еще? – При виде нее Шерри слегка вздрогнула.
– Я хочу кое-что прояснить. Мы вовсе не фанатики. Не надо делать поспешных выводов. Вчера вечером мой муж выгнал из дома человека, с которым мы дружили десять лет, потому что этот человек, Пол Уилби, спросил о вашем друге-негре. Он увидел его у вас на крыльце и спросил, живут ли негры в этом городе.
– Ну и что? – спросила Шерри.
– Мой муж добровольно отказался от крупной сделки, на которой мог бы заработать много денег, потому что он не терпит расизма в своем доме. Лео – идеалист.
Ее покрасневшие глаза вспыхнули, а губы яростно сжались. Шерри решила не уходить и не перебивать ее.
– Он чуть не отдал жизнь за свободу и равенство всех людей. Он сражался против фашизма не потому, что его заставили, а потому, что верил в это. Он благородный, умный, тонко чувствующий человек. Если кто-то в этом городе сделал больше добрых дел, чем Лео, назови мне его имя. Ну, скажи. Кто?
Шерри ничего не сказала. Это еще не все, поняла она. Она застонала про себя и прижала к себе пакет с кормом для кур.
– Если бы ты была у нас дома вчера вечером, – сказала Джанет, – ты бы сама увидела…
– Если твой муж так считает, то зачем он нам позвонил? – перебила Шерри. – Почему он сказал то, что сказал? Если он такой идеалист, почему он кричал по телефону, что мы эгоисты и разлагаем общество? Объясни это.