Второй, безнадежный, период войны дал самые лучшие его афганские тексты. Здесь есть рассказы, которые хочется отложить, чтобы их непременно прочли дети: «Родненькие», «Мусульманская свадьба», «Охотники за караванами»: о практически безнадежной войне, которая окончательно превратилась в конфликт со всем гражданским населением. Автор дает понять, что он обескуражен, он явно начинает понимать, куда ввязалась его армия. Теперь она воюет уже не против вооруженных лопатами и вилами крестьян, как в первые четыре года, а против моджахедов, оснащенных М-16, противопехотными минами и ракетами «земля — воздух». Ни о каких операциях по озеленению городской среды больше говорить не приходится: зачистки кишлаков, охота за караванами по пустыням, пытки чудовищные, допросы взятых в плен «бабаев».
Рисунок из газеты «Завтра».
В «Мусульманской свадьбе» (1987) наши, только что заключившие мирный договор с одним князьком, при обыске в пустыне захватывают важного боевика. Тот наводит на свадьбу другого боевика, куда должны съехаться все главные мерзавцы. Наши летят и не оставляют от кишлака камня на камне. Затем поступает сообщение, что мирный князек жжет нашу колонну. На резонное выражение недоумения один из нападавших объясняет свои поступки тем, что шурави только что расстреляли их свадьбу: о каком мире может идти речь? Их обманули, навели на своих; мы расстреляли не ту свадьбу. Наводчик по-прежнему в плену, но взять с него особо нечего: он орет себе «аллах акбар», и ему горя мало. И чего теперь делать, непонятно; это очень мрачный текст, по которому можно судить о неимоверных усилиях, которые в непонятной чужой стране парадоксально приводят к обратному эффекту. Все выше пережитое действует на главного героя Батурина, переводчика-интеллектуала, крайне обескураживающе: подавленный, он с тоской вспоминает русские свадьбы, где все так ясно. Для прохановских aficionado рассказ интересен еще тем, что в нем шевелятся виртуозно вписанные в афганский контекст ранние вещи «Табун» (про ошибочно расстрелянный табун) и «Свадьба».
Нельзя не вспомнить и лучший, наверное, афганский текст Проханова — «Охотники за караванами»: про то, как группе солдат поручено захватить образец ракеты «Стингер». Перенеся чудовищные муки, теряя одного бойца за другим (очень драматично, в манере «А зори здесь тихие…»), они все-таки сначала перехватывают, а затем и доставляют образец, разумеется, уже не «они», а он. Это невероятно сильная вещь о мужестве и упрямстве, не уступающая лучшим советским — быковским и бондаревским — произведениям; «Охотников» следует порекомендовать тем, кто в самом деле держит Проханова за плохого писателя, они отобьют желание называть его «соловьем Генштаба».
«Знак девы», «Кандагарская застава», «Светлей лазури», «Родненькие» — крепкие афганские тексты вызревают у него двумя урожаями в год. Это уже не авангардные поэмы в прозе, горячечные репортажи из бурлящих энергией точек, а сдержанная хроника трудов и дней войны. Проханов перестал давать петуха; после 85-го года в его графике поездок по горячим точкам возникают окна, у него появляется время на редактуру, селекцию образов. Он больше на стесняется писать как традиционалист, дотошно воспроизводит толстовские методики и штампы «военной прозы»: посторонний на войне, простодушный, оказывающийся пророком для умудренных жизнью, натуралистические подробности в сочетании с импрессионистическими обмороками, отдельные психологические приемы (так, в рассказе «Родненькие», например, есть длинная сцена, где бойцы пьют воду — все по-разному; раскрытие характера персонажа через неосознанную мимику и жестикуляцию — очень толстовская вещь).