В январе 1987 года он послал в Стокгольм звуковое письмо редактору отдела природы шведского телевидения Арне Вейсе: «Это мое личное послание тебе. Сижу на веранде. Если вслушаешься, то наверняка различишь неумолчный звон цикад. Чищу снаряжение к возможному продолжению работ. Здесь ведь очень сыро. Еще так много не сделано. А время идет, и все еще не хватает каких-то подписей для разрешения летать. Конечно, положение здесь неустойчивое. Однако в течение долгого времени убитых поблизости не было. Я всегда готов к работе, воздушный шар на старте. Надеюсь снять фильм, когда мне разрешат полететь на шаре над землей на небольшой высоте. А пока штурмую книгу „Человек — ты, я и первозданный“!»
Через неделю после отправки 23 марта рукописи книги в посольство текст был доставлен в Стокгольм в издательство «Бонниерс». В тот вечер Ян с неизменной дружеской улыбкой на губах общался с семьей своих друзей-соотечественников в Коломбо. Он чувствовал себя как обычно: что-то распирало, где-то тянуло, то тут, то там болело — нудно или остро… «Мы все в большей или меньшей степени пленники дрессировки нашей особой формы жизни, ревниво охраняющие „свой“ участок охоты, гоняющиеся за престижем среди таких же, претендующих на наименование Homo sapientissimus, человека наиразумнейшего», — шутил он.
А в четверг 2 апреля ему вдруг стало очень плохо. Жаловался на почку. Снова кошмарная дорога — пытка пыткой, — на сей раз в больницу Наволока в Коломбо. В субботу 4 апреля положение Яна стало критическим, и местные врачи связались с той самой шведской больницей Худдинге, где уже однажды, в 1980 году, спасли Линдблада, трансплантировав ему почку. В ночь с воскресенья на понедельник во время подготовки к авиаперелету в Швецию Линдблад умер. Умер как раз в том самом возрасте пятидесяти четырех лет, когда из этого мира ушли многие знаменитейшие люди. И на этот раз ушел знаменитейший, человек, который еще при жизни успел стать легендой.
Ян Линдблад родился в 1932 году в городе Эребу в довольно бедной семье. Местность, в которой он рос, расположена в южной трети страны, глубинке Скандинавского полуострова, среди вздыбленных морен и отрогов гор, густо поросших смешанным лесом—скугом, как его называют скандинавы, как раз посередине между величайшими озерами Швеции: Венерн, Веттерн и Ельмарен.
Как и положено у протестантов, новорожденному при крещении дали несколько имен: Ян Виктор Армас. А его фамилия Линдблад — «лист липы» — как нельзя лучше подчеркивала, что сама природа признала его своим, приняла в свидетели тайн жизни зеленого мира.
Ян был очень болезненным мальчиком, хилым, щуплым и невероятно тощим; можно сказать, что весь его вес составляли лишь обувь и одежда. А если добавить к этому еще и антропологическое отличие от окружающих — монголоидный эпикантус, вогнутую спинку носа, глубоко посаженные глаза, малорослость, то есть типичные штрихи лапоноида, — то станет ясной причина неконтактности с ним шведских сверстников. Родным языком Линдблада был шведский, но с раннего детства он знал, что корни его предков уходят в северную Лапландию, лен Вестерботтен.
Возможно, именно эти особенности Яна способствовали тому, что он рос и развивался почти в одиночестве, лишь в обществе сестренки, а также очень быстро полюбившихся ему и ставших как бы родными представителей шведской фауны, поселенных в уголок комнаты дома родителей, — рептилий, земноводных, мышей, пернатых, особенно наиболее интеллектуальных и общительных из них — скворцов. Изучая животных своего домашнего зоопарка и диких обитателей скуга, Ян с каждым годом проявлял все большую способность к «пониманию душ» тех, кого считал равными человеку. Как и он, человек, имеющими природой данное право на жизнь, на землю и на воздух! Обладая редчайшим слухом и даром имитации, Линдблад немало преуспел в общении с представителями мира дикой фауны, научившись безукоризненно «говорить» на их языке. Еще в гимназическом возрасте его — создателя домашнего зоопарка и настойчивого пропагандиста среди сверстников любви к животным — можно было назвать зоологом по призванию. Да он и сам уже мечтал стать зоологом.
С тем же правом о нем можно говорить и как о прирожденном артисте. Все первые семь лет обучения в гимназии, с семи до четырнадцати лет, мальчик танцевал в группе статистов балета Оперного театра, получая по кроне за вечер. Когда у него выдавались свободные вечера, он ездил по народным паркам, зарабатывая для родителей и сестры как жонглер и недюжинный мастер художественного свиста. С годами он все больше потрясал слушателей, подражая пению различных птиц Швеции (к концу своей жизни — ста пятидесяти видам пернатых), а также имитацией голосов животных — их писков, ворчаний, рыков, разговоров — и исполнением известных и неизвестных соотечественникам музыкальных мелодий. В старших классах гимназии и вплоть до тридцати двух лет Ян в качестве дополнительного средства к существованию — для себя, для прокорма подопечных животных, а затем и для материального обеспечения собственной семьи — избрал акробатику. Тренировки отнимали у него каждый день от трех до пяти часов. По его словам, каждую тренировку он заканчивал «маршем на руках»: девяносто ступеней вниз по лестнице до выхода из здания гимназии, а затем еще пятнадцать ступеней вверх!
О себе он говорил, что всегда был одиночкой, никогда не любил работать в коллективе, даже тренироваться коллективно, не переносил открытой соревновательности, в том числе и в спорте. Все таинства фокусов и трюков жонглирования и акробатики он также постигал один, лично, без тренера.
В 1954 году, когда Ян учился на биологическом факультете Стокгольмского университета и жил в столице, он приобрел старенькую 16-миллиметровую кинокамеру и отснял с ее помощью на первые сотни метров пленки свой домашний зоопарк: сову, двухметрового ужа, двадцать семь видов птиц. В течение трех последующих лет во время летних каникул Линдблад на велосипеде пробирался по тропам в самые дальние закоулки лена Сёдерманланд, что к юго-западу от Стокгольма, и в каждый из сезонов снимал по фильму. Эти любительские пробы навели его на мысль о создании «длинного фильма» о жизни в скуге. Впоследствии он напишет об этом своем фильме «Глухомань»: «Пять летних сезонов в скуге, прерываемых учебой в университете, — это мое измученное тело и совсем разоренная экономика. Мечта о длинном фильме стала кошмаром».
И вдруг успех! Аншлаги в печати! Восторг рецензентов и зрителей. И большой приз «за качество», а к нему огромный гонорар. Линдблад решил не транжирить его на мелочи, а отправиться в длительное путешествие — в сельву Южной Америки. И тогда последовал четкий заказ шведского телевидения. Оно хотело иметь фильмы о красном ибисе, о летучих мышах, о большой черепахе и об изолированных индейских племенах, которые никогда не встречались с людьми другого мира.
Линдблад согласился. Пять лет он снимал фильмы в Южной Америке, то надолго исчезая с киноаппаратурой на горном плато или в пещере с летучими мышами, то в сельве, часами лежа в засаде с камерой, больной лихорадкой и тем не менее готовый снимать потаенную жизнь дикой природы, то вживаясь в быт первобытного человека, индейцев племени акурио в Суринаме, которые никогда не встречали других людей. Уже во время этих бесконечных перенапряжений смерть буквально хватала его за пятки.
Телесериал в Швеции, а затем и в других странах Западной Европы имел огромный успех. Имя Линдблада стало известно любому шведу, как и его хриплый голос, с 1964 года сопровождавший все его телефильмы о природе, своего рода программу «В мире животных», в которой он стал ведущим. С четырьмя сотнями неведомых дотоле видов птиц и насекомых, а также рептилий познакомились шведы, а затем и другие западноевропейцы. В 1965 году Яна заметило одно из крупнейших в Швеции издательств — «Бонниерс», и в 1966 году вышла в свет его первая книга «Путешествие к красным ибисам». Через год — «В совином царстве», еще через два — «Мой зеленый рай». Первая известная советскому читателю книга Линдблада «Белый тапир и другие ручные животные» была издана в Москве в 1976 году в издательстве «Мир». В Швеции она вышла в 1972 году и была четвертой у автора.