Черные и белые, галки, вороны и чайки, все время недовольные и неспособные сидеть на месте, объединялись в странные сообщества, пытаясь найти какое-то освобождение. Стаи скворцов, шелестя, как шелк, слетались на поля, влекомые той же неведомой силой. Более мелкие птицы — зяблики и жаворонки — метались между деревьями и кустами живой изгороди, как будто их кто-то гонял палкой.
Сидя на утесе, Нат видел не только этих птиц, но и постоянных пернатых обитателей моря, которых он хорошо изучил. Собравшись в бухте, морские птицы ждали прилива. У них было больше терпения. Множество морских куликов, травников, песочников, кроншнепов собиралось у кромки воды. По мере того, как море медленно наступало на берег и затем отступало обратно, обнажая полоску морской травы и перекатывая пеной гальку, эти птицы устремлялись на берег. Затем тот же импульс, дух полета захватывал и их. С криками, свистом, зовущими стонами они скользили над самой поверхностью моря, все больше удаляясь от берега, потом вдруг начинали шуметь, торопиться и улетали прочь. Куда и зачем? Беспокойный порыв осени, неудовлетворенность, непонятная печаль заставляли их собираться в стаи, долго кружиться на одном месте, оглашая окрестности пронзительными криками. Видно, им нужно было как-то выплеснуть из себя накопившуюся в них потребность к движению прежде, чем придет зима.
— Наверное, — думал Нат, жуя свой пирог на краю утеса, — осенью к птицам приходит какое-то сообщение, вроде сигнала тревоги: берегитесь, скоро зима! Многие из них погибают. Как люди, боясь преждевременной смерти, ударяются в работу или во всякие глупости, то же делают и птицы.
В этом году птицы казались более беспокойными, чем обычно, и их возбуждение было особенно заметно благодаря тому, что дни стояли тихие. Вдалеке виднелся трактор, который двигался взад и вперед вблизи западных холмов. На сиденье вырисовывался силуэт фермера. Потом машина и водитель внезапно скрылись в густом облаке кружащихся и кричащих птиц. Их было больше, чем обычно. Нат был уверен в этом. Осенью они всегда следовали за плугом, но не такими большими стаями и не с таким гамом.
Нат заговорил об этом, когда кончал в тот день подрезать изгородь и увидел возвращавшегося с поля фермера.
— Да, — сказал фермер, — сегодня было очень много птиц. А некоторые такие отчаянные: трактора совсем не боятся. После обеда несколько чаек подлетали ко мне так близко — я думал, что они собьют мне кепку! Почти ничего не видно вокруг: солнце прямо в глаза, а тут еще над головой целая туча птиц. По-моему, погода должна измениться. Зима будет суровой, вот птицы и бесятся.
Возвращаясь с поля и выйдя на тропинку, которая шла через луг к его дому, Нат видел, как птицы все еще летают стаями над западными холмами, мелькая в последних лучах заходящего солнца. Ветра не было, море выглядело серым и спокойным. Воздух был совсем теплым, и в живой изгороди еще кое-где виднелись редкие цветочки. Очевидно, фермер был прав, говоря, что погода скоро должна измениться. Окна спальни в доме Ната выходили на восток. Он проснулся около двух часов ночи и услышал, как гудит в трубе ветер. Это был не шум грозы и не рев обычного для этого времени года юго-западного штормового ветра, а сухой и холодный ветер с востока. Он глухо завывал в камине, и неплотно лежащий кусок черепицы все время постукивал по крыше. Нат прислушался и услыхал, как начинает шуметь море. В их маленькой спальне потянуло сквозняком: воздух проникал через обивку двери и задувал под кровать. Нат завернулся в одеяло, плотнее прижался к спящей жене и долго лежал с открытыми глазами, прислушиваясь, полный неясных опасений.
Потом он услыхал, как кто-то стучит в окно. На стенах дома не было никаких вьющихся растений, которые могли бы растрепаться и царапать по стеклу. Он прислушался еще. Постукивание продолжалось. Нат встал с кровати и подошел к окну, вглядываясь в темноту. Потом он открыл окно, и сразу же что-то чиркнуло ему по руке, ударило по пальцам, оцарапав кожу. Затем он на какое-то мгновение увидел быстрое трепетание крыльев, и птица исчезла, поднявшись выше и перелетев через крышу дома.
Что это была за птица — он не мог сказать. Очевидно, ветер прижал ее к оконной раме.
Он закрыл окно и лег спать, но почувствовал, что суставы пальцев влажные и поднес их к губам. Птица расцарапала ему руку до крови. Странно, подумал он, что птица, ища убежища, бросилась на него в темноте.
Стук повторился, на этот раз он был сильнее и настойчивее. Теперь уже жена проснулась и, повернувшись к нему на кровати, сказала:
— Посмотри в окно, Нат, там что-то тарахтит.
— Я уже смотрел, — ответил он. — Там птица пытается влететь в комнату. Слышишь, какой ветер? Он дует с востока, вот птицы и ищут, где спрятаться.
Он подошел к окну еще раз, но теперь, когда он открыл его, на карнизе была уже не одна, а целый десяток птиц. Они тут же набросились на него, пытаясь клюнуть в лицо.
Он закричал, замахал на них руками и отогнал их. Как и в прошлый раз, они перелетели через крышу и исчезли. Он быстро опустил окно и закрыл его на задвижку.
— Ты слышала, — спросил он, — как они набросились на меня? Чуть глаза не выклевали! — Он встал у окна, вглядываясь в темень, но ничего не мог разглядеть. Жена, отяжелевшая от сна, что-то пробормотала из постели.
— Не слышу, что ты там лепечешь, — сказал он с раздражением. — Я говорю, что птицы сидят на карнизе и хотят влететь в комнату.
Вдруг испуганный крик раздался из соседней комнаты, где спали их дети.
— Это Джилл, — прошептала жена, подскочив от крика, и села на кровати. — Пойди посмотри, что с ней.
Нат зажег свечу, но как только он открыл дверь, чтобы пройти через коридор в детскую, ветер задул пламя.
Опять послышались испуганные крики. На этот раз дети кричали вдвоем, и когда он, споткнувшись, вбежал в их комнату, он услыхал в темноте хлопанье крыльев. Окно было распахнуто настежь. В него влетело несколько птиц, которые ударились сначала в потолок и стены, затем развернулись и полетели на детей.
Не бойтесь, я здесь! — крикнул Нат. Дети с визгом метнулись к нему, и в этот момент, несмотря на темноту, птицы поднялись и снова бросились на него.
— Что там случилось, Нат? — донесся голос жены из соседней спальни. Он быстро вытолкал детей за дверь а захлопнул ее. Теперь он остался с птицами один на один.
Он схватил одеяло с ближайшей кровати и стал размахивать им в воздухе направо и налево. Он почувствовал, что сбил несколько штук, слышал трепетанье крыльев на полу. Но схватка была еще не окончена — оставшиеся птицы нападали снова и снова, целясь ему в руки, в голову своими маленькими крепкими клювами, острыми, как отточенные вилки. Одеяло превратилось в орудие защиты: он обмотал им голову и теперь в еще большей темноте лупил птиц голыми руками. Он боялся выскакивать за дверь, зная, что птицы последуют за ним.
Он не помнил, сколько времени дрался с ними в темноте. Наконец, хлопанье крыльев над ним стало затихать, и через толщу одеяла он начал замечать пробивающийся свет. Он замер и прислушался: не было слышно ни звука — лишь из спальни рядом доносился капризный плач одного из детей. Хлопанье и шуршанье крыльев прекратилось.
Он стащил одеяло с головы и огляделся. В холодном сером утреннем свете проступали очертания комнаты. Мертвые птицы лежали на полу. Потрясенный Нат со страхом разглядывал маленькие птичьи трупики. Все это были мелкие птицы нескольких видов — на полу их валялось около пятидесяти. Здесь были малиновки, зяблики, воробьи, синицы, жаворонки, юрки — разные птицы, которые по всем законам природы держатся отдельными стаями на отдельных территориях. Но сейчас, объединившись почему-то вместе в едином порыве, стремлении к драке, все они погибли, разбившись о стены комнаты, либо убиты им самим, когда он от них защищался. Некоторые потеряли перья в смертельной схватке. У других на клювах была видна кровь — его кровь…