Советская власть, товарищи, дала нам и то, и другое!
Я верю, что опыты по гибридизации приматов в конце концов увенчаются успехом. По аналогии с такими гибридными формами, как мулы, зеброиды, бизоноиды, можно ожидать, что, скрещивая антропоморфных обезьян двух различных видов, мы получим гибриды, превосходящие своих родителей по силе, выносливости, устойчивости. Если же удастся скрестить антропоида, например шимпанзе, и человека... Трудно даже вообразить себе, какие возможности в практическом плане это даст, товарищи!
Я уже сейчас предвижу создание в стране десятков, сотен станций для производства новой, улучшенной породы человека. Возникнет новая отрасль народного хозяйства - человеководство. И мы - человеководы - будем направлять развитие человеческой расы в нужном, научно обоснованном направлении. И тогда у нас будут тысячи, десятки, сотни тысяч быстро созревающих, развивающихся и самовоспроизводящихся обезьянолюдей: рабочих, бойцов, ученых!.."
Неделю спустя, в кабинете ресторана "Диоскурия".
Полковник Тетерин встретил Сечина нервной дробью толстых пальцев о поверхность стола.
- Вы принесли? - спросил он, сдвигая в сторону тарелки. Рукав его дорогого полосатого костюма макнулся в соус, но Тетерин даже не заметил этого.
Сечин плюхнулся на свободный стул, схватил бутылку и принялся пить из горлышка, потом вытер рукавом толстовки подбородок и громко рыгнул.
- К черту, - сказал он. - Я целый день занимался рукоблудием и требую моральной компенсации. - Он уставился на тарелку с мясом и оскалился. - Пока не съем кусок баранины, не скажу ни слова.
Тетерин с молчаливой неприязнью пододвинул ему тарелку.
Насытившись, Сечин без дальнейших проволочек полез за отворот толстовки и вынул оттуда пухлую пачку бумаг, сложенную вдвое и перехваченную резинкой. Взвесил в изуродованной руке, словно ее ценность измерялась весом...
Тетерин протянул через стол руку с толстыми красными пальцами. Сечин с деланным недоумением поглядел на нее. Ногти у советского специалиста были до блеска вычищены и наманикюрены.
- Ну в чем дело? - нетерпеливо, почти капризно выкрикнул специалист.
Сечин одарил его лошадиной улыбкой.
- Мне кажется, вы кое-что забыли, Валентин Павлович, - скромно напомнил он. - Маленькое, но приятное для меня вознаграждение... так сказать, поощрительный приз...
Тетерин, сопя, вытащил из внутреннего кармана пиджака толстенький сверток, исподлобья, с подозрением глянул на Сечина.
- Откуда я знаю, чту у вас там, - сказал он.
- Валентин Павлович! - укорил его Сечин. - Нельзя быть таким недоверчивым. Не заставляйте меня окончательно разочаровываться в человеке. Давайте-ка сюда сверточек.
Они обменялись бумагами.
В течение некоторого времени, довольно продолжительного, не было произнесено ни слова, слышались только шуршание обертки и шелест перелистываемых страниц. Наконец Тетерин удовлетворенно кивнул и принялся упрятывать рукопись за надорванную подкладку.
- Ну как, Алексей Петрович, вы довольны? - спросил он.
Сечин отложил в сторону паспорта и билеты, которые до этого внимательно разглядывал, и взялся пересчитывать пачку североамериканских долларов. Досчитал до конца и только потом улыбнулся Тетерину.
- Да, кстати, Валентин Павлович, - вспомнил он. - Профессор велел передать кое-что на словах. Вы можете распорядиться рукописью по своему усмотрению - продать французам, немцам, японцам... Ваше право. Но запомните одно: если с самим профессором что-то случится, вы должны позаботиться о его дочери. Запомнили? Тогда прощайте!
Нужно было Сечину уладить и еще кое-какие дела в Сухуме. Прежде всего забрать из тайника револьвер. Это было делом одной минуты. Сунув револьвер в карман брюк, Сечин свистнул, и из окна второго этажа высунулась смутная фигура.
- Алексей Петрович... Алеша, ты? - послышался взволнованный женский голос. - Господи помилуй!..
Фигура исчезла, а уже через минуту - в темной прихожей особняка - вдова Волобуева, обхватив голову Сечина пухлыми руками, покрывала его волосы и лоб горячечными поцелуями.
- Беги! беги, Алешенька, - как в бреду шептала она, отталкивая его и тут же прижимая к себе. - Ищут тебя! Чартков ищет! Он сейчас будет здесь! Не увидимся мы больше... свет ты мой ясный...
- Погодь... погодь ты, - бормотал Сечин, ошеломленный ее напором. - Что на тебя нашло, глупая баба? Я и так уезжаю. Для того и пришел, чтобы попрощаться. На вот тебе... - Он сунул Волобуевой пачку советских денег, и тут в дверь требовательно застучали.
Сечин выхватил револьвер. Волобуева взвизгнула.
Дверь под напором комиссарова плеча распахнулась, и тогда Сечин выстрелил три раза в щербатый рот под острыми усиками, бросил револьвер на пол и, перепрыгивая через ступеньки, легко взлетел наверх.
Когда тьму городского сада просверлили милицейские свистки, Сечин был уже далеко.
<p>
* * *</p>
...августа 1968 года с одесского парохода на пристань города Сухуми сошел высокий семидесятидвухлетний старик с темным, словно прокопченным, лицом, на котором живо блестели голубые насмешливые глаза. Под тонким хрящеватым носом топорщилась стальная щетка усов. Одна рука у старика была изуродована и скручена артритом, другой он опирался на палку.