И ничто не указывало на то, что эти юноши и девушки глупы или порочны. Если бы можно было определить совокупный коэффициент их умственного развития, то могло оказаться, что по своим природным данным они вполне могут войти в те самые десять процентов лучших представителей земного населения. Они учились в школах, где освещались злободневные вопросы: в том числе особенности национальных меньшинств, экологические проблемы, революционные философские учения, тактика политической борьбы, проблемы наркотиков и секса. Так что в интеллектуальном плане знали они немало. Но на практике предпочитали свои знания наружу не выставлять. Они считали (ну, или чувствовали), что окружающий мир никак не связан и не зависит от них. И, по сути, были правы. Ничего их не трогало: ни расовые бунты в Трентоне (Нью-Джерси) или в Гэри (Индиана); ни то, что местами великая Миссури настолько загрязнена, что поверхность воды может воспламениться; ни полицейская коррупция в Нью-Йорке; ни рост числа убийств в Сан-Франциско; ни такие скандальные вещи, как, например, то, что в хот-догах обнаружены личинки насекомых и гексахлорофин, и что все это вызывает заболевание мозга. Они даже равнодушно относились к экономическим спазмам, сотрясающим Америку. Нестабильность фондовых рынков, если они вообще обращали на это внимание, была для них лишь досадным нюансом, а отцы в этом случае лишь сетовали на расточительность тех, кто играет на бирже.
Вот такие люди и приезжали в Эмити каждое лето. Другие же – а среди них встречались и просто бродяги – устраивали шествия, ныли и зудили на разные темы, собирались, подписывали всякие воззвания и работали летом в различных социальных группах со сложными аббревиатурами. Но поскольку они в целом отвергали Эмити и лишь изредка являлись сюда в выходные на День труда, то и к ним всерьез никто не относился…
А дети играли в песке, у самой воды, рыли ямки и швыряли друг в друга комьями из мокрого песка. Они просто веселились, им было все равно, что сейчас творится вокруг и что с ними станет в будущем.
Один мальчик лет шести бросал в воду плоские камешки, и те подпрыгивали на поверхности. Потом, когда это занятие ему надоело, он подошел к тому месту, где дремала его мать, и присел рядом с ее полотенцем.
– Эй, мам, – проговорил он, чертя пальцем какие-то узоры на песке.
Женщина повернулась к нему, прикрыв ладонью глаза от солнца.
– Что такое?
– Мне скучно.
– То есть как это скучно? Но ведь еще даже июль не наступил.
– Ну и что. Все равно скучно. Здесь нечего делать.
– Но ведь в твоем распоряжении целый пляж!
– Знаю. Но мне здесь нечего делать. Поэтому и скучно.
– Ну, хорошо, поиграй в мяч! Не знаю…
– Но с кем? Здесь ведь никого нет.
– Да здесь целая куча народу! Ты видел Харрисов? Или хотя бы Томми Конверса?
– Здесь их нет. Никого нет. Мне скучно.
– О, господи, Алекс!
– Можно мне искупаться?
– Нет. Вода слишком холодная.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, и все. И потом… не могу же я отпустить тебя одного!
– Пойдем вместе!
– Купаться? Ну уж нет!
– Ну, ты хотя бы просто побудешь рядом.
– Алекс, твоя мама страшно устала. Неужели ты не найдешь, чем себя занять?
– Ну, а на надувном матрасе можно поплавать?
– Где?
– Да здесь, рядом. Прямо у самого берега. Купаться я не полезу. Просто полежу на матрасе.
Его мать села и надела солнечные очки. Потом внимательно осмотрела пляж. В нескольких десятках ярдов от них по пояс в воде стоял мужчина с ребенком на плечах. Женщина взглянула на него, и ей вдруг стало себя жалко: ведь рядом не было мужа, которому можно было бы поручить такое важное дело – поиграть с ребенком.
Едва женщина перевела взгляд на сына, как тот уже сообразил, о чем она думает.
– Могу поспорить, что папа разрешил бы, – уверенно сказал он.
– Алекс, сынок, пора бы тебе уж знать, что это не лучший способ уговорить меня. – Она снова посмотрела на пляж, на этот раз – в другую сторону. Он был пуст, за исключением всего нескольких пар, расположившихся вдалеке. – Ну, хорошо, – кивнула она. – Так и быть, ступай. Только не заплывай слишком далеко. И в воду не окунайся. – Она пристально посмотрела на мальчика и, чтобы придать строгости своим словам, даже опустила очки.
– Ладно, – ответил он. Встал, схватил резиновый матрас и поволок к воде. Потом поднял его и, держа на вытянутых руках перед собой, зашел в воду. Когда вода дошла ему до пояса, он лег на него. Набежавшая волна подхватила матрас вместе с мальчиком. Мальчик улегся поудобнее и принялся равномерно грести обеими руками, а его ноги по щиколотку свисали с края матраса. Он проплыл вперед несколько ярдов, потом повернул и стал грести вдоль берега. Но не заметил, как слабое течение потихоньку относит его в океан…