«Интересно, — думала Надежда Николаевна, в очередной раз пригибаясь, — если даже я, при своем не слишком большом росте, здесь прохожу с трудом, как здесь перемещаются высокие мужчины?»
Это вопрос остался без ответа. Пройдя по коридору метров двадцать. Надежда наконец увидела на двери надпись: «Склад».
За этой дверью оказалась перегородка с широким столом, как в камере хранения. По ту сторону перегородки коренастая женщина в несвежем халате рылась в большой кожаной сумке. Услышав шаги Надежды, женщина вынырнула из сумки, торопливо застегнула молнию и повернула к двери лисье личико с вороватыми бегающими глазками.
— Что вам, женщина? — спросила она неприятным льстивым голоском. — Сдать или получить?
— Ничего, — резко ответила Надежда.
Ей отчего-то расхотелось отдавать этой вороватой личности дорогой кожаный кейс. Сам-то чемоданчик немало стоит, а судя по тому, как волновался из-за него Кулик, содержимое должно быть еще дороже.., а тут к чужому имуществу относятся, кажется, без всякого почтения!
Проще говоря, попрет тетка чемоданчик вместе со всем содержимым и в два счета докажет потом Кулику, что никто ей ничего не сдавал. И Надежда будет иметь бледный вид, еще на нее подумают.
— А если ничего, так зачем тогда пришли? спросила кладовщица. Льстивые нотки испарились из ее голоса, но приятнее он от этого не стал.
— Дверью ошиблась! — весьма нелюбезно ответила Надежда Николаевна и отправилась в обратный путь.
По всему выходило, что придется ей возвращаться в больницу после четырех часов и отдать кейс больному Кулику в собственные руки. Истинно говорят, вздохнула Надежда, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным! Вот проявила вчера человеколюбие, согласилась взять кейс, так теперь носись с ним по всему городу как с писаной торбой!
Вера открыла глаза и недоуменно уставилась в потолок. Потолок был не тот, который она привыкла видеть, просыпаясь. У нее в комнате ржавое пятно на потолке с левой стороны дивана, а здесь — с правой. И само пятно не такое. У Веры оно напоминает двугорбого верблюда, который долго и размеренно идет по пустыне, то есть по потолку. Здесь же пятно было гораздо больше и похоже на карту какого-то материка, кажется Африки… Вера повернулась и поняла, что диван тоже не тот. Скрипят пружины и пахнет пылью и еще чем-то неуловимо знакомым и приятным. Вера села на диване, потрясла головой и наконец вспомнила все. Она сегодня спала в бабушкиной комнате, на бабушкином старом продавленном диване. И пахло здесь бабушкиной любимой лавандой. Она прокладывала шелковыми мешочками с сушеной лавандой белье в шкафу, полотенца и шерстяные вещи. Эти мешочки назывались забытым словом «саше». Бабушки нет уже больше двух лет, а Вера все никак не может выбросить ее вещи. И даже отдать кому-то жалко. Так и висят в шкафу старенькие платья и вязаная шаль. В ящике стола бабушкины очки, записная книжка, какие-то ненужные уже теперь документы, Вера никак с ними не разберется.
Вера встала и босиком подошла к окну, чтобы раздернуть плотные занавески. Пахнуло пылью, и на улице было непривычно светло. Вера взглянула на часы — так и есть, она проспала!
Одиннадцатый час, а на работу ей к половине десятого! Впрочем, какая уж теперь работа…
Вера прислушалась. В квартире царила абсолютная тишина. Олег давно ушел на работу. Как только в голове всплыло имя мужа, Вера скривилась, как будто проглотила сразу половинку лимона без сахара. Она осторожно высунула голову в коридор. На вешалке не висела куртка Олега, а под зеркалом отсутствовали ключи от машины. Вера приободрилась и направилась в ванную. Не то чтобы она боялась встречаться с мужем, — после того как она стояла вчера в Катиной квартире над телом мертвой подруги, Вера поняла, чего на самом деле нужно бояться, — просто сейчас ей ужасно не хотелось видеть Олега. Вчера они так продуктивно пообщались. Вере хватит надолго.
Вчера вечером муж встретил Веру ужасно злой. Еще бы, жена пришла позже него, да еще и не приготовила никакой еды. Вера, конечно, знала первый постулат каждой замужней женщины: пока не накормишь супруга до отвала, нечего и думать приставать к нему с любой, даже самой малюсенькой просьбой. Но в данном случае речь шла не о просьбе, а о спасении ее, Вериной свободы, а может быть, даже и жизни.
Да честно говоря, все постулаты вылетели у Веры из головы.
— Олег! — сказала она звенящим голосом, войдя в комнату. — Выслушай меня, пожалуйста, мне нужно с тобой серьезно поговорить!
— Это нельзя сделать позже? — спросил Олег недовольно. — Может, сначала поедим? Хоть пельменей сварим…
Он терпеть не мог пельмени, говорил, что ими только дешевую водку закусывают, и то не нормальные мужчины, а брошенные женами алкоголики. Так что Вера пельмени никогда не покупала и сейчас мимоходом удивилась, с чего это ее муженек так оголодал, что даже на пельмени согласен. Но она тут же отогнала эту несвоевременную мысль.
— Олег! — устало сказала она, опускаясь на диван. — У меня огромные неприятности.
— В твоем музее украли ночной горшок писателя Панаева? — язвительно осведомился он. Или бюстгальтер его жены? Хотя тогда, кажется, бюстгальтеров не носили… Тогда, значит, панталоны?
— Не ерничай, мне сейчас не до этого! — отмахнулась Вера. — Дело в том, что я была сегодня в доме семнадцать по улице Фиолетова…
Она подняла глаза на мужа и оторопела, до того изменилось его лицо. В глазах его только на миг мелькнул страх, который тут же сменился самой настоящей злостью. Лицо покраснело, подбородок затрясся.
— Что? — вскрикнул Олег не своим, севшим голосом. — Ты была там? Кто тебе дал этот адрес?
— Никто, — Вера несколько растерялась от такой его реакции.
Она думала, что муж смутится, начнет оправдываться, и тогда она отмахнется от его оправданий и скажет, что это сейчас не важно, и что они разберутся с вопросом его измены позже, потому что сейчас нужно заниматься совершенно другими делами, нужно спасать ее. Веру.