– Наркотики, – ехидно хмыкнул капитан. – Это каких детей? – он вдруг забеспокоился.
– Правильно-правильно! – Хищник щурился на стелющийся по рубке дым.
– Я не стану угрожать вам, экипажу, пассажирам…
– Откуда вы знаете – медуза терял краски, превращаясь в прозрачную оболочку. – Нет, – тут же собрался капитан, – откровенно: что вы знаете и откуда?
– Слишком много вопросов, когда так мало времени. Поэтому. – Хищник повернулся к капитану, – будьте благодарны: я экономлю ваше время, я отвечу лишь – знаю!
Хищник самодовольно откинулся на спинку кресла, глядя, как в чреве медузы что-то копошится, сереет, хмурится.
Поднёс к брюху горящий окурок. Капитан дёрнулся.
– Ведь это последние из вашей расы? Капитан молчал.
Кто виноват? Так случилось. Из далёкого космоса на планету весёлых медуз пришла космическая буря. Вреда от неё обитателям – немного. Даже красиво светилась по ночам почва, покрытая мириадами золотых огоньков. Медузы пели, пили и веселились на своей планете.
Понимание и раскаяние пришли потом, когда перестали рождаться дети. Каким-то образом буря вызвала мутации – и целая планета оказалась стерильной. Космическая война не принесла бы такого кошмара. Кто виноват? И лишь весельчак капитан «Сароры». как обычно, не оставлявший свой космолёт даже в порту, мог дать своей расе надежду – он оказался единственным, в чреве которого зародились маленькие эмбрионы.
– Вы не посмеете? – прошептал капитан, истончаясь.
– Посмею, – уверенно похлопал медузу по бокам Хищник. – Ещё как посмею! – добавил, недвусмысленно покорёжив металлическую панель. – А что мне терять?
– Если вы сейчас уйдёте, я никому не скажу!
– Вы ничего не скажете, даже если я не уйду!
– Почему же?
– Потому, – Хищник помедлил, – потому что вы выполните все мои условия.
Капитан тоскливым взглядом окинул рубку. В кресле навигатора, не отрывая многочисленных глазок от пульта управления, сидел зирк.
Природа любит равновесие: зирки, видящие, пожалуй, даже через металлическую дверцу сейфа, были глухи, как влюблённый тетерев.
Куда надёжнее всеобщий сигнал тревоги. Щупальце капитана то, что было ближе к кнопке сигнала, начало неприметно удлиняться.
И тут же медуза посинел от боли. Хищник, коротко взмахнув лапой, перерубил щупальце. Из обрубка выступила прозрачная слизь, капнула на ковёр.
Доди зевнула, продемонстрировав любимому грозно сверкнувшие белоснежные клыки. Ссориться начали ещё с вечера, когда космический лайнер вошёл в подпространство.
Доди хищно оскалилась – Фин по-прежнему храпел, хотя уж после десяти-то периодов спаривания Доди отлично знала: Фин во сне, слава прорицателям, не храпит.
– И долго ты будешь трепать мне нервы? – ледяным тоном осведомилась клыкастая подруга у своего маленького и невзрачного супруга.
Фин молчал, мужественно сжав веки.
– Говорила мне мама: выбери что-нибудь посолиднее, так нет же! – Доди рванула на себя край покрывала.
Фин попытался вжаться в постель и вообразить себя маленьким эмбриончиком, надёжно защищённым непробиваемой скорлупой.
Причины, из-за которых Фин и впрямь чувство вал себя виноватым, были достаточны, чтобы Доди сожрала злополучного самца: как он ни старался, но и после этой ночи Доди не ощутила в брюшке приятной тяжести будущего потомства.
Доди нервничала: что скажут приятельницы и соседки, когда она вернётся из прогулки по космосу без новенькой блестящей нежным молочным лаком кладки?
Спаривание в невесомости вошло в моду только в этом сезоне, и считалось верхом изящества от правиться с партнёром в приятную прогулку, и вернуться с десятком-другим яиц.
И вот космолайнер вошёл в последний прыжок перед возвращением в порт, а Фин только и может, что прятаться под простынёй.
– Я – в бассейне, – холодно отрубила Доди, смерив партнёра уничтожающим взглядом.
Фин, раздавленный собственным ничтожеством, остался лежать бесполезной колодой, не посмев и заикнуться о завтраке: ходили слухи, правда, ничем существенным не подкреплённые, что самки в бешенстве способны сожрать незадачливого супруга. А почувствовав себя соблазнительной вдовушкой, Доди, бесспорно, кинется в самый безобразный разгул – и прощай семейная репутация рода Фина: ни его родичам, ни его знакомым никогда не избавиться от шепотка за спиной и пренебрежительного отношения. Смерти Фин не боялся куда страшнее позор, который, хоть краешком, но заденет и брата, и бесчисленных сестрёнок.
Фин хотел свою кладку, заранее любил маленьких ящерков, которые у него могли вынестись. Он виноват?
Мука стала невыносимой. А тут ещё клык, начавший прорезаться на прошлой неделе, разболелся нещадно. Фин застонал, и который раз проклиная собственную самонадеянность. Фин знал то, о чём пока не догадывалась Доди: он подцепил подружку за три сезона до своего взросления. С подружками по курсам астронавигации у Фина всё проходило отлично. Самочки в барах во всех космопортах лишь сластолюбиво жмурились при имени ловеласа Фина.
– Каким же я был идиотом, чтобы не сообразить: самок привлекали лишь миллиардные кредиты моего родителя! – простонал Фин, представляя, как Доди, изящно виляя бёдрами, сейчас рассекает горячую воду бассейна. Присоединиться не рискнул. Порывшись в аптечке, обезболивающего не нашёл, клык болел нестерпимо. Хотел, было, вызвать стюарда. Но с ним творилось неладное: молодому ящероподобному казалось, каждый знает о тех унижениях, которые ему приходится терпеть каждое спаривание. Даже теперь у Фина пылали роговые пластины от воспоминаний о пережитом позоре.
В бассейне, под куполообразной крышей, стоял приглушённый раскатистый, гул от множества голосов.
Горячая вода несколько сбила злость Доди и. партнёра. Тем более, один симпатичный ящероподобный всё время плавал рядом, стараясь время от времени поднырнуть под самку. Доди приподняла полупрозрачные веки, метнув на нового поклонника недвусмысленно призывный взгляд.
«А почему бы и нет? – размышляла Доди. – Не моя вина, что Фин и постели оказался лодырем и неумёхой».
Неожиданный кавалер оказался понятливым. Доди тут же почувствовала на своём упругом боку лёгонькое пощипывание.
– Привет! Я – Кин.
– Привет! Я – Доди.
После короткого знакомства Доди могла бы поклясться, что в жизни не встречала такого обаятельного и милого собеседника. Кин оказался то ли председателем, то ли представителем фирмы, занимающейся глубоким космосом. Доди сразу согласилась, когда Кин предложил ей осмотреть в его каюте коллекцию космических моллюсков, пойманных, как уверял любезный Кин, им самим. Доди была не столь глупа, чтобы не понимать: какие, к дьяволу, моллюски в безвоздушном пространстве.
Но лишь ласково оскалилась:
– С удовольствием.
Доди шла, чуть опережая спутника. Время от времени оглядывалась с удивлением: она никогда не была в этой части лайнера и даже не подозревала, что так огромен корабль.
– Вы, видно, любите уединение? – робея от головокружительной высоты винтовой лестницы, спросила Доди.
Чем дальше оставался бассейн, общая кают-компания, Фин, тем менее любезен становился Кин.
– А вы? – хмуро хмыкнул самец на вопрос, – Вы твёрдо знаете, что любите?
– Я? – растерялась Доди. Редко кто осмеливался разговаривать с ней таким тоном, да ещё подталкивать клешнёй. – Я, по меньшей мере, не напрашивалась к вам в гости! – вскинула морду Доди.
– А вы и не ко мне, – вдруг что-то стало с мордой Кина.
Доди попятилась. Прижалась к стене, глядя, как вместо знакомых форм – челюстей, роговых пластин на лбу и щеках – проступает бугристая шкура, лишённая всяких признаков ящероподобных.
– Кто?… Кто вы? – едва выдавила Доди. Ответа она не услышала. В ноздри, клубясь, ударила струя белого порошка с привкусом тлена – и Доди потеряла сознание.