Выбрать главу

-   Не будем об этом. Нас ждет Адамс.

  Когда Эйприл и Донателло подошли к дому, где жил Дэвид Адамс, городские часы пробили девять раз.

-   Мы вовремя, - заметила Эйприл. - Кажется, это Адамс выходит нам навстречу.

  Снаружи дом выглядел мрачно, ничем не отли­чаясь от сотни других. Внутри же он производил более благоприятное впечатление. Дэвид Адамс приветливо встретил своих гостей и проводил их в освещенную солнцем большую комнату, из которой можно было пройти сразу в несколько других.

-   Это гостиная, - сказал Дэвид Адамс, - но гости у меня бывают крайне редко.

-   Почему же? - спросила Эйприл.

-   У меня тяжелый характер.

-   Я бы не сказала, - возразила девушка.

-   А вы живете один? - поинтересовался Дона­телло.

-   Один. Много лет живу один. У меня была жена, но я ей уделял так мало внимания, и она воз­ненавидела за это мою работу. Для меня жизнь лишена смысла без биологии. Если не возражаете, я покажу мой кабинет.

  Ближняя дверь из гостиной вела в кабинет, где стоял письменный стол, рядом с которым были рас­ставлены книжный шкаф и два кресла. Адамс по­дошел к окну и раздвинул тяжелые шторы.

-   Вот здесь можно поговорить. Проходите, рас­полагайтесь в креслах, а я на стуле сяду.

-   А как же вы один живете? - усаживаясь, спросила Эйприл.

-   На ваш вопрос, Эйприл, мне трудно ответить. Могу лишь сказать, что я привык жить один.

-   К этому можно привыкнуть?

-   Как видите, можно, - вздохнул Адамс.

  Эйприл и Донателло разглядывали Адамса. Они находили явное внешнее сходство с профессором Брэдли. Только черты лица у того были помягче и выражение говорило о том, что он чаще мечтает, занимаясь своей работой, чем чего-либо добивает­ся. Адамс выглядел уверенно, говорил четко, слег­ка жестикулируя.

-   В десять, а это уже скоро, - Адамс взглянул на часы, - придет Лиз, она помогает мне по дому. Тогда-то я смогу предложить вам кофе или чай.

-   Не беспокойтесь.

-   Всю жизнь я занимаюсь проблемой, которая в настоящее время привлекает общее внимание. Опыты по оживлению организмов - это совер­шенно новая область в медицине, физиологии и биологии. Не знаю, стоит ли, не будет ли это скуч­но? - спросил доктор Адамс и при этом взглянул на Донателло, а потом на Эйприл. Но те отрица­тельно покачали головой, и он, немного помолчав, продолжил стараясь подыскивать понятные для них выражения. - Оживление организмов ничего общего не имеет с чудом воскрешения. Мечтать о бессмертии или воскрешении из мертвых бессмысленно, ибо биологическая смерть необратима.

-   В чем же заключается тогда оживление?­ - спросил Донателло.

-   Видите ли, можно и должно бороться за про­дление жизни, а также за то, чтобы в отдельных случаях приостановить начавшееся умирание орга­низма. Ведь смерть в естественных условиях не наступает внезапно. Процесс умирания, угасания жизни - процесс постепенный. Биологическая смерть наступает тогда, когда прекратится обмен веществ, а затем начнется распад тканей и органов. Но этому предшествует период, когда видимых признаков жизни уже нет, а биологическая смерть еще не наступила. Человек умирает...

  В этот момент хлопнула входная дверь. Доктор Адамс встал со стула, лицо его оживилось.

-   Это Лиз, я отлучусь на минуточку.

-   Кто бы мог подумать, что доктор Адамс будет рассказывать нам о смерти, - оставшись наедине с Эйприл, сказал Донателло.

-   Надеюсь, ты не из числа слабонервных.

-   Успокойся. Меня удивляет другое.

-   Что именно?

-   Доктор Адамс занимается такими серьезными исследованиями. Как ты думаешь, что у него могло быть общего с профессором Брэдли?

-   Уж не хочешь ли ты сказать, что то, чем зани­мается Брэдли, не так существенно? Ты ошибаешь­ся, каждый находит себя в своей науке, поэтому у них не возникало разногласий. Они дополняли друг друга. Я думаю, им вместе было интересно.

  Вернулся доктор Адамс с подносом в руках. Он молча поставил три чашки чая на стол.

-   Прошу. Лиз обещала приготовить пирог, надеюсь, это будет скоро.

  Доктор Адамс отпил глоток светло-коричнево­го чая.

-   Горячий, - он поставил чашку на стол. - Так о чем мы говорили?

-   «Человек умирает», - сказали вы.

-   Да-да, спасибо, я вспомнил. Итак, человек умирает. Уже нет дыхания, окончательно остано­вилось сердце. Наступила так называемая клини­ческая смерть. Но в теле еще сохраняется минимальный обмен веществ, есть потенциал. В этот очень кратковременный период, если в организме нет тяжелых повреждений, его можно возвратить к жизни.

-   Но, доктор Адамс...

-   Как?!

-   Правда, отдельные ткани и органы, например, сердце, удается вернуть к жизни и через несколько часов и даже дней, но организм в целом - только тогда, когда меры по оживлению предприняты не позднее, чем через пять-шесть минут с момента клинической смерти. Затем уже начинаются необ­ратимые изменения в коре головного мозга, и тогда оживление невозможно. Распад нервной ткани, оказывается, можно задержать путем охлаждения.

-   Ах, да, я кое-что читала в одном журнале об этом, - о6радованно сказала Эйприл, попивая свой чай, - и даже немного помню ее содержание. Суть проблемы в том, что при замораживании живые су­щества впадают в состояние, промежуточное меж­ду жизнью и смертью, когда уже нет никаких при­знаков жизни, но и смерть еще не наступила.

-   Ну-ну, Эйприл, - поддержал ее доктор Адамс. - Что же дальше?

-   Анабиоз можно назвать мнимой смертью, или, если угодно, скрытой жизнью. Некоторые ученые установили, что летучие мыши, жабы ну и еще не­которые виды рыб после значительного промерза­ния могут быть возвращены к жизни. Раз в период анабиоза все жизненные отправления практически приостановлены, можно продлить жизнь организ­ма. Если бы нашелся человек, который пожелал пожертвовать последние десять лет своей жизни на то, чтобы периодически прекращать свою жизне­деятельность, а затем пробуждаться, можно было бы продлить его жизнь до тысячи лет или еще боль­ше. Оттаивая через каждые сто лет, человек мог бы узнать все, что произошло за время его пребывания в замороженном состоянии.

  Донателло слушал очень внимательно, почти не делая каких бы то ни было движений, но при по­следней фразе, он заерзал в кресле, так что чашка заскользила по блюдцу.

-   Эйприл, но разве ты не слышала о машине времени? Тогда отпадает надобность замораживаться!

-   Браво, браво! - доктор Адамс захлопал в ла­доши. - Я восхищен вами. Ведь я всерьез думал, что этим молодежь не интересуется.

  Эйприл и Донателло заулыбались, им было при­ятно услышать в свой адрес похвалу.

-   Но недавно я решил изменить направление исследований.

-   Куда же вы теперь направились? - сощуря глаза, иронично спросила Эйприл.

-   Я считаю, что центр тяжести вопроса об ана­биозе лежит в явлениях, связанных с высыханием живой ткани. - Доктор Адамс говорил серьезно, и в голосе его звучала глубокая убежденность. ­Впрочем, обе разновидности анабиоза сводятся к одному: ведь и процесс замерзания - это не что иное, как извлечение воды из клеток организма. При замораживании организм может погибнуть.

-   Но отчего?

-   От разрушения клеток ледяными кристаллами. И еще была найдена одна причина неудач, постигших исследователей холодного анабиоза.

-   Какая же, - серьезно спросил Донателло.

-   Оказывается, при сильном охлаждении в межклеточной жидкости начинают бурно накапливаться соли, что также приводит к необратимым изменениям в живой клетке. Так вот я подозреваю, что при потере влаги путем высушивания концен­трация солей уже не действует губительно. Не по­тому ли сухой анабиоз так широко распространен в природе?

-   Знаю, знаю! - перебила Эйприл. - Амебы, туфельки, даже коловратки, имеющие относитель­но сложную нервную систему, могут высыхать, а попадая вновь в воду, оживают... Семена растений сохраняются в сухом состоянии десятки лет и про­растают, оказываясь в благоприятных условиях... Изолированное и высушенное сердце лягушки, по­мещенное в питательную среду, восстанавливает утерянную влагу и начинает вновь ритмично со­кращаться.