Потрясенные его пламенной речью, Джоанна и Танакис молчали. Затем тайный советник позволил себе тихо заметить:
- О ваших истинных намерениях знают все американцы. Вы говорили это в своем ежегодном послании Конгрессу. Но не все вам верят. Наоборот, все больше людей склоняются к мнению Саймака. А он повсюду твердит, что вами овладела маниакальная жажда власти.
- Разумеется, других доводов, кроме этих измышлений, у него нет, - с досадой пробормотал Далтон.
- Ситуацию можно изменить, господин президент, - вкрадчиво заметил Танакис. - Для этого вам следовало бы почаще появляться на публике, побольше общаться с различными аудиториями.
- Мне кажется, такая политика только усугубит наше бедственное положение, - отчаянно заспорила Джоанна. - Твой рабочий график, Майкл, и без того перенасыщен частыми встречами с избирателям. Если ты будешь слишком назойливо напоминать о необходимости переизбрания, это может порядком поднадоесть даже твоим сторонникам.
Далтон ничего не ответил. Воспользовавшись паузой, Джоанна и Танакис уселись в кресла для посетителей, стоящие перед столом. Тайный советник был одним из немногих в Белом Доме, кто обладал привилегией усаживаться в присутствии президента без его приглашения. И на этот раз он поторопился устроиться в кресле раньше жены президента и многозначительно усмехнуться, демонстрируя этим, что лично он гораздо ближе к Далтону в вопросах государственного управления.
Смерив Танакиса пренебрежительным взглядом, Джоанна перевела взгляд на мужа.
Эта немая пикировка не ускользнула от внимательного взгляда президента. В эти минуты он напряженно размышлял над своей дальнейшей предвыборной стратегией. Только что он услышал от своих самых доверенных людей два совершенно противоположных плана поведения. К какому из них следует прислушаться?
За четыре года пребывания в Белом Доме Майклу Далтону доводилось выслушивать множество предложений и советов. Были среди них и очень дельные. И всегда они исходили либо от Билла Танакиса, либо от Джоанны.
Своими умными советами Танакис помог выиграть Далтону предыдущую президентскую кампанию. После инаугурации Танакис просил новоизбранного президента в благодарность за эту услугу назначить его директором Центрального Разведывательного Управления.
- Зачем тебе этот хлопотливый пост, Билли? - удивился тогда этой просьбе Далтон.
- На этом хлопотливом посту я обрету реальную возможность управлять судьбами всего мира, - полушутя полусерьезно ответил Танакис.
Президент обещал подумать над этим предложением. Но впоследствии, под дружным давлением военного лобби в Сенате и Конгрессе, на пост директора ЦРУ был назначен другой человек.
Чтобы утешить опечаленного Танакиса, президент назначил его своим тайным советником. В истории американской государственности этот пост не имел аналогов. Майкл Далтон сразу же указал Танакису на исключительность его положения.
- Ты не будешь практически ни за что отвечать. Но обретешь возможность реально влиять на судьбу Америки.
- Америки, но не всего мира, - криво улыбнулся тогда Танакис.
- Разве судьба Америки не определяет сегодня судьбу всего мира? - удивился Далтон.
- Разумеется, это так, - поспешно согласился Танакис, - и я очень благодарен вам, господин президент, за оказанное мне большое доверие.
- Билл Танакис будет при президенте Далтоне тем же самым, чем был кардинал Ришелье при французском короле Людовике Тринадцатом, - провел остроумную историческую аналогию президент.
- Возможно, я и обладаю кое-какими способностями к интригам, как и Ришелье, - уклончиво ответил Танакис. - Но вы - не безвольный Людовик Тринадцатый.
Президенту тогда показалось, что последнюю фразу Танакис произнес чуть ли не с сожалением. Однако Далтон быстро об этом забыл. В течение четырех лет Билл Танакис безукоризненно, даже с некоторым блеском, выполнял свои обязанности. Но иногда Далтон замечал у него на лице такое выражение, словно должность тайного советника - лишь временный этап в карьере Танакиса. Президента осенила догадка - Билл считает, что заслуживает гораздо более высокого поста.
«Но какой пост может быть выше того, который он занимает? - с недоумением подумал тогда Далтон. - Неужели пост директора ЦРУ до сих пор не дает ему покоя?..»
И действительно, после начала кампании по переизбранию Далтона на второй срок, Танакис поинтересовался как бы невзначай - сможет ли он на этот раз, в случае победы, претендовать на кресло директора ЦРУ?
- Я мог бы обещать это кресло тебе, Билли, только в том случае, если назначу тебя своим указом. Но в таком случае мне придется пойти на конфликт с Сенатом и Конгрессом, - честно ответил Далтон. - А я, как ты знаешь, стараюсь, по возможности, избегать конфликтных ситуаций. Поэтому я не могу тебе твердо обещать пост директора ЦРУ. И почему тебя так туда тянет? Неужели пост тайного советника для тебя неприемлем?
- Что вы, что вы, сэр! - энергично замахал руками Танакис. - Напротив, я очень доволен своим нынешним положением. И обещаю приложить все усилия для нашей победы...
Эти воспоминания пронеслись молниеносной чередой в голове президента. В следующую секунду Майкл Далтон энергично сказал:
- На сей раз следует признать, что Джоанна права. Я действительно сильно примелькался публике за последние четыре года. Будет лучше, если в эту кампанию я приму образ человека, равнодушного к борьбе за власть.
- Тебе это будет легко сделать, - заметила Джоанна, хорошо знавшая сущность своего мужа.
- Буду выступать пореже. Моим спичрайтерам следует позаботиться о том, чтобы мои выступления стали короче по времени, но богаче по содержанию, - резюмировал Далтон.
Билл Танакис ничем не выразил своей досады. Но Джоанна знала, что тайный советник болезненно переживает любой случай, когда президент не прислушался к его словам. Далтон тоже знал об этом свойстве характера Билла, но не считал его серьезным недостатком.
Президент особенно часто прислушивался к мнению своей жены и тайного советника именно потому, что всегда слышал от них совершенно противоречивые, взаимно исключающие друг друга советы. Он знал, что Джоанна и Танакис сильно недолюбливают друг друга. Но знал также и то, что правильное решение всегда лежит посередине двух противоположных крайностей.
Далтон редко принимал в споре чью-то одну сторону. Сегодняшний случай, когда он целиком принял концепцию Джоанны, был редким исключением. Понимая это, жена президента поспешила развить достигнутый успех.
- Однако для победы мало только принять образ немногословного мудреца, - сказала она.
- Чего же мне, по-твоему, еще недостает? - пристально взглянул на жену президент.
- Сильного союзника.
- Кого ты имеешь в виду? - мысленно перебрал в уме Майкл Далтон всех влиятельных общественных деятелей Америки, к которым обращался за содействием в последнее время.
- Ты знаешь, кого я имею ввиду, - мягко ответила Джоанна, понимая, что упоминание этого имени может болезненно подействовать на самолюбие мужа. - Он остался единственным, к кому ты не обратился за помощью. Если ты заручишься его поддержкой, то останешься на Капитолийском Холме еще на четыре года.
Президент понял, о ком идет речь, и гневно воскликнул:
- Ни за что! Никогда! Не смей о нем даже говорить!
Он взволнованно вскочил с кресла и стал расхаживать по кабинету, словно меряя шагами лежащий на полу ковер по диагонали.
Джоанну крайне стесняло присутствие при этом доверительном разговоре постороннего. Но она понимала, что если не выскажет сейчас всего, что накипело у нее на душе, то впоследствии Майкл и слушать ее не станет. И это может привести всю их команду к поражению.