- Что произошло, ребята? - спросил он.
- Учитель Сплинтер! - задыхаясь, стал объяснять Рафаэль. - Случилось такое, такое...
Он не знал, как в двух словах передать то, о чем сказала по переговорнику Эйприл.
- А теперь предлагаем последнее сообщение с места события, - сказал в это время по телевизору комментатор.
На экране появилось изображение помещений музея. Они совсем не были похожи на то, что два дня назад видели черепашки и учитель Сплинтер. Кругом все было разрушено, предметы искусства валялись на полу. Многие из них уже не представляли никакой ценности, потому что были из стекла, фарфора, керамики и сейчас превратились в груды осколков.
- Фью-у! - вырвался свист у Микеланджело. - Вот так работка. Если бы мне показали все это на фотографии и сказали определить место, я ни за что не отгадал бы.
- Да уж, постарались они на славу, - согласился Рафаэль.
- Вы видите перед собой первый этаж и, соответственно, первые залы Уайтхолл-галери, говорил тем временем комментатор. - Неизвестные злоумышленники, как предполагает полиция, проникли в помещение ночью. Остальная картина их действий пока не восстанавливается. Мы попросили сказать несколько слов шефа специальной бригады по расследованию особо загадочных происшествий лейтенанта полиции Лоумена. Мистер Лоумен, что вы можете сказать телезрителям?
На экране появилась недовольная физиономия. Туповатое лицо полицейского выражало недовольство тем, что журналисты совали свои носы везде и мешали спокойно разбираться в происшествии. Но когда лейтенант заметил, что на него наведена кинокамера, он постарался изобразить некое подобие улыбки.
- Сейчас пока нечего говорить, - ответил он. - Могу только повторить то же, что уже было сказано: из музея ничего не пропало. Следовательно, версия об ограблении отпадает. В настоящий момент наши сотрудники прорабатывают версию личной мести мистеру Болдуину.
Полицейский уже отвернулся, чтобы уйти. Но комментатор поднес микрофон ему под нос.
- Вы считаете, что это возможно? - спросил он.
Лейтенант остановился, нахмурился еще больше и снова повернулся к камере.
- Я считаю, что расследование шло бы в два раза быстрее, - неожиданно повысил он свой громогласный баритон, - если бы всякие любители сенсаций и скоропалительных выводов не совали свои носы куда не следует и не мешали работать! Они только тормозят расследование! Налогоплательщикам следовало бы задуматься над этим!
И лейтенант полиции ткнул указательным пальцем прямо в камеру. Потом он развернулся и пошел прочь.
- Но ведь это же моя работа! - стал оправдываться журналист. - И я хотел, чтобы было лучше.
Но его уже никто не слушал, кроме телезрителей, которые находились в это время у экранов своих телевизоров.
- Ладно, - с сожалением произнес журналист. - Раз полиция не желает с нами разговаривать попробуем взять интервью у самого мистера Болдуина. А вдруг лейтенант Лоумен прав и сегодняшний ночной погром в Уайтхолл-галери вызван личной местью самому мистеру Болдуину?
- Ничего у них не получится, - тихо сказал Донателло.
- Это еще неизвестно, - ответил Рафаэль.
- Что ты хочешь этим сказать? - удивился Донателло.
- Смотря, как поведет себя этот мистер Болдуин, - объяснил Рафаэль. - Если он сболтнет больше, чем надо, то полиция может выйти на Эйприл.
- Ты думаешь, что Эйприл им что-нибудь расскажет? - удивленно спросил Донателло.
- Эйприл может и не скажет, но у нее возможны неприятности, - ответил Рафаэль.
- Это ей не впервой, - спокойно сказал Микеланджело. - Другое дело, что Эйприл не будут давать прохода с разными расспросами ее же коллеги.
- Тише, - остановил друзей Леонардо. - Давайте послушаем, что будет говорить сам Болдуин.
В этот момент на экране появилось лицо владельца галереи мистера Болдуина. Он нервничал, руки его дрожали. Он еще никак не мог сообразить, что же на самом деле произошло этой ночью. У него возникали в голове всякие мысли по этому поводу, в том числе и слова Эйприл, которые она сказала накануне, возвращая картину. Мистер Болдуин благодарил девушку за оказанную любезность и возвращение картины, а также за то, что она дала слово никому и нигде не говорить о происшествии. Ведь это могло подорвать авторитет галереи, известной почти во всем мире.