Финк уже стал помышлять об отступлении, полагая, что нарушать сон хозяина было бы неделикатно. В первые моменты такого неожиданного знакомства у всякого хозяина могли бы зародиться в голове кое-какие нежелательные и оскорбительные для него, Финка, подозрения, связанные с его непрошенным появлением в доме. Но какой-то странный оттенок в доносившихся до него звуках заставил Финка насторожиться и сделать несколько шагов по направлению к другой комнате.
Это был уже не храп, но скорее какое-то глухое хрипение человека, который борется с чем-то и не может осилить навалившуюся на него сверху душащую тяжесть…
Финк читывал Шерлока Холмса, — Финку было всего двадцать лет, — следовательно, его должно было интересовать все необычайное…
Пустой дом, незапертые двери, странные хрипящие звуки создали уже в его мозгу картину жуткого преступления, отчего концы пальцев мгновенно похолодели и пересохло во рту. На мгновенье мелькнувшую мысль: уйти, не ввязываться в историю — потушило острое любопытство и желание помочь, чем можно, несчастной жертве преступления — в последнем Финк теперь уже не сомневался.
Неуверенной рукой Финк осторожно приоткрыл дверь в соседнюю комнату, откуда, по-видимому, неслись эти жуткие звуки. Хрипение стало громче и явственней. В первую минуту Финк ничего не мог разобрать — спутанные изломы бесчисленных стеклянных трубок, блестящие металлические сосуды, непонятные приборы, паутина электрических проводов, какие-то разбросанные повсюду части машин сразу заставили его догадаться, что он попал в чью-то лабораторию.
Хрипящие звуки неслись из-за какого-то ящика справа, усеянного циферблатами приборов и рукоятками разной величины; шагнув туда, Финк увидел распростертую на полу фигуру пожилого полного человека в сером рабочем халате, с запрокинутой назад головой, с закатившимися глазами и судорожно хватавшим воздух ртом на багрово-красном лице…
— Удар, — мгновенно сообразил Финк и быстрым движением разорвал на лежащем мягкий воротничок… Броситься затем в столовую, отыскать графин с водой и вылить его содержимое на голову пострадавшего — было для Финка делом минуты.
Средство оказалось действительным, так как лежавший начал дышать ровнее, хрипение прекратилось, и через несколько минут, после того как Финк приподнял и положил голову лежащего себе на колени, последний медленно открыл глаза и пробормотал несколько неясных слов, из которых только можно было разобрать: «Выключить… шестнадцать… чересчур сильно…»
Блуждавший взгляд его, наконец, с изумлением остановился на Финке.
— Кто вы? Как вы сюда попали? Что здесь случилось?..
На первые два вопроса Финк поспешил дать сколь возможно исчерпывающие и удовлетворительные ответы, что же касается третьего, — то на него — выразил он надежду, — пожалуй, лучше всего ответит сам хозяин лаборатории, когда несколько придет в себя.
Минут через пять, при помощи Финка, лежавший приподнялся и, шатаясь, сделал несколько шагов к креслу, стоявшему около одного из столов лаборатории.
Усевшись, он сделал несколько глотков воды из принесенного Финком графина и тряхнул головой с мокрыми, прилипшими к вискам волосами.
— Знаете, юноша, ваш способ приводить человека в чувство хотя и весьма действителен, но не совсем удобен для пострадавшего… Я весь мокрый… Достаньте-ка вон оттуда полотенце… Вот так-то лучше, — произнес он удовлетворенно, вытираясь поданным полотенцем и кое-как приводя в порядок разорванный воротничок.
— Как бы то ни было, ваше появление было как нельзя более своевременно… Я не ожидал, что реакция пойдет так бурно. Должно быть, торопясь, коснулся индуктора… В результате — поражение электрическим током… Ваше желание выпить стакан воды оказалось чрезвычайно кстати… Впрочем, я смогу угостить вас кое-чем получше. Я еще немного слаб и потому попрошу вас самих пойти в столовую и достать из буфета — вторая полка сверху — бутылку портвейна…
Финк охотно повиновался, и через несколько минут хозяин и его гость сидели друг против друга со стаканами недурного портвейна в руках.
— Этот день, — начал хозяин, отхлебнув несколько глотков, — является для меня днем особенного значения: во-первых, я закончил сегодня свою работу, которой я отдал больше четырех лет самого напряженного труда; во-вторых, этот день чуть было не стал для меня моим последним днем — не приди вы так вовремя… Я считаю себя в долгу перед вами…
Финк стал протестовать, утверждая, что каждый на его месте поступил бы так же, и что он счастлив, сохранив для науки такого выдающегося…