— Вы представляетесь мне весьма необычным для осоида человеком.
— Я очень стараюсь не вести себя как осоид — возможно, это и делает меня необычным. — Тальрик, не поморщившись, осушил свою чашу и снова налил. — Такие женщины, как ваша племянница, тоже не часто встречаются.
— Она говорит, что вы собирались ее пытать.
— И что же? — поднял бровь Тальрик.
— Я умею читать между строк. Вы свободно могли осуществить это свое намерение — и осуществили бы скорее всего, не устрой мы ее побег.
— Да, мне, возможно, пришлось бы.
— Вам не позавидуешь, капитан.
— Вам тоже, мастер Вершитель. Мы встретились только теперь, но заочно я хорошо вас знаю. Что заставило вас — ученого, инженера, путешественника — выбрать это гнусное ремесло?
— Ваше ремесло, капитан.
— Именно.
Теперь ехидная улыбка появилась и на лице Стенвольда.
— Вы и заставили — не вы лично, а ваша Империя. Я был при взятии Минны и понял, какое будущее нас ждет.
— Честолюбивые нации легко наживают врагов, — согласился Тальрик. — Возможно, вам станет легче, если я скажу, что участвовал во взятии Минны — совсем еще молодым, конечно.
— Все мы тогда были молоды. Но здесь вы находитесь не для взятия Геллерона.
— Вот как? Что ж, стройте догадки сами — я вам ничего не скажу. — В глазах Тальрика вспыхнул огонек, от которого Стенвольда проняло холодом. — Я хотел бы предложить тост. Это нижнеземский обычай, но я следую ему из уважения… к мирному сосуществованию наших народов.
— Слушаю, — отозвался Стенвольд.
Тальрик явно собирался изречь что-то язвительное, но тот человек в нем, который трепал по плечу Аагена и уважал Ультера как своего командира, сказал так:
— Все меняется, мастер Вершитель. Старое уходит, новое наступает. Города Нижних Земель ничем не отличаются от тех двадцати, что ныне служат Империи. Вы упорно боролись как с нами, так и с инертностью своих соотечественников, но победить не смогли. Знаете, почему я решил с вами встретиться? Потому что даже удар мечом в мое сердце ничего уже не изменит. В вас меня восхищает то, что вы по крайней мере пытались — и то, что вы верите в свой народ, какой бы ошибочной ни была эта вера. Выпьем же, как велит старый обычай, за отсутствующих друзей.
Стенвольд, думая о Мариусе и Атриссе, давно умерших, но навсегда оставшихся с ним, видел в глазах Тальрика то же чувство потери — менее давней, но оттого не менее горькой. Они сдвинули чаши и выпили.
Когда Стенвольд покинул таверну, к Тальрику подошел другой осоид, младший по званию.
— Мне проследить за ним, капитан? — спросил он неодобрительным тоном. — Не понимаю смысла этого разговора.
— Мы немного пооткровенничали, — рассеянно бросил Тальрик, опрокинув в рот остатки вина. — А следить не нужно — мы и так знаем, куда он пойдет. — Он задержал Стенвольда достаточно; когда тот придет на место, все уже будет кончено.
Голова у Стенвольда шла кругом, но не от вина. Сначала Гринвис со своим вопросом, что осоидам здесь надо и чего они ждут — теперь эта заноза застряла и в мозгу Стенвольда. Потом Тальрик, так и не решившийся сказать ему что-то важное. Из-за чего все-таки передрались осоиды в Минне?
То, что поведал Гринвис Артектор, Стенвольд и без того уже знал. Осоиды ждут чего-то, не имеющего отношения к городу Геллерону — но почему именно здесь? Две тысячи солдат и военную технику Империя не стала бы посылать просто так; какая-то операция должна состояться.
Через несколько дней — так сказал Тальрик. Обронил между прочим, не делая никаких откровений. Стрелки часов движутся, но куда? Осоид говорил чуть ли не с сожалением, как врач, извещающий родственников, что положение безнадежно. Да, о самом главном он умолчал, и все же…
Стенвольд — не геллеронец. Сюда он приехал, думая найти город в осаде, но Тальрик то ли злорадно, то ли ненамеренно дал ему понять, что…
Форта бурлила в желудке, приправленная если не ядом, то нарастающим подозрением. Через несколько дней здесь, в Геллероне, состоится некая сделка. Финансовая операция, которая навсегда изменит облик Нижних Земель.
Эта мысль, едва успев прийти в голову, вцепилась в Стенвольда намертво, и он побежал, торопясь добраться до Скуто.
У него появились вопросы относительно новой железной дороги.
37
Муравин, отдуваясь, прислонился к дверному косяку хижины Скуто, постоял немного и выпалил:
— Марре погибла.
Скуто с ругательством оскалил заостренные зубы.
— Кто такая Марре? — спросил Тото, наблюдавший, как он работает.