Пока что контрольные крысы вели себя, как и ожидалось, преодолевая лабиринт примерно за четырнадцать секунд. Но подопытные крысы, умные маленькие бестии обоего пола, делали это за восемь секунд. После чего Смит сообщал: «Статистически значимо», а Коркоран добавлял: «Ошеломляюще!»
Я только пожимал плечами. Зачем тратить время, пытаясь доказать существование экстрасенсорного восприятия другим ученым, если все доказательства только у нас? Почему бы вместо этого не попытаться узнать больше об экстрасенсорном восприятии и всех этих психических явлениях?
Так что мне было скучно, а Смит и Коркоран, все больше возбуждаясь, дошли уже до предела. Когда мы собрались запереть все на ночь, Коркоран забеспокоился.
— Меняя воду в клетках, я ощутил сквозняк, — сказал он. — Надеюсь, там одинаковая температура.
Смит поднял бровь.
— Ты слишком много беспокоишься, Горький. Если это действительно имеет значение, поставь на дверь заглушку от сквозняков.
— Думаю, это не так уж важно. Просто... и вот еще что. Вы знаете, что за клетками в стене зеркало? Для кого строили эту лабораторию? Для волнистых попугайчиков?
— Давайте все запрем и пойдем, — предложил я. Смит произнес то же самое, вытащив карманный калькулятор и тыкая по его кнопкам. Некоторое время мы ждали. Даже когда Коркоран, наконец, присоединился к нам, он все еще бормотал, что двери не помешала бы полоска войлока.
— Вам нужно выпить, — сказал я.
Теперь я понимаю, что Коркорану действительно надо было избавиться от мертвой хватки материального мира. Он слишком тесно работал с вещами, создавал их и чинил, по дороге теряя связь с людьми. Например, потратил слишком много времени, рисуя лабиринты на белом картоне и вырезая их бритвенными лезвиями. Это и привело к одному из его самых неприятных столкновений с Беддоузом.
Он сказал Беддоузу:
— Я сделал из картона эту маленькую модель пирамиды Хеопса. Знаете, что если каждый день пользоваться бритвенным лезвием, но на ночь убирать его под модель пирамиды, то оно никогда не затупится?
Любой, у кого есть здравый смысл, никогда бы не сказал этого Беддоузу, существу, плававшему в своем собственном море скептицизма. Беддоуз только и проговорил: «В самом деле?» Но Коркоран не мог это просто так оставить.
— Именно, — сказал он. — И что вы на это скажете?
— Звучит как хорошая новость для производителей картонных моделей пирамид и плохая — для производителей бритвенных лезвий. Как вы это объясняете?
Коркоран ухватился за эту возможность.
— Ну, мы знаем, что металлические лезвия сделаны из кристаллов. Если они изнашиваются, то их, вероятно, можно вырастить заново. Мы также знаем, что кристаллы выращиваются при наличии соответствующих магнитных полей...
— Картон — хороший магнетизатор? — проговорил Беддоуз. — Ага. Ну, когда я увижу должным образом произведенный эксперимент, который установит эту «истину», я займусь ей. Тем временем хотел бы напомнить вам об одной бритве, не нуждающейся в заточке с 1350 года, а именно бритве Оккама.107 Это принцип — не ищите сложных ответов, пока не удалось найти простые.
Мне вновь вспомнился этот разговор.
Доктор Гарри Беддоуз с легкостью мог бы совершить убийство и избежать наказания хотя бы потому, что его невозможно было бы опознать: у него не было лица. Припоминались тяжелая фигура, помятый серый костюм, какие-то глаза, выглядывающие сквозь толстые стекла очков, но не более того. Не было — и тут не подберешь иного слова — не было души.
Каждый вечер его можно было застать в шесть часов сливающимся с одним из углов факультетской гостиной. Он стоял спиной к большому окну, перед ним раскидывался простор бледно-зеленого ковра, а у локтя стояла переполненная пепельница.
Эта гостиная походила на зал ожидания в любом аэропорту: пластиковые столы, хромированные стулья и линии перспективы, не оставляющие глазу места для отдыха. Вместо этого глаз будет бегать и бегать, словно пытаясь отыскать потерянного родственника, но задержится в конечном счете разве что на пятне в углу.
Мы неизбежно вынуждены были выпивать с Беддоузом и страдать от его насмешек. Смит говорил, что нам повезло иметь в качестве адвоката дьявола столь решительного скептика, как Беддоуз, всегда готового проверить наши теории вплоть до полного их уничтожения.
107
Сформулированный английским средневековым богословом и философом Уильямом Оккамом принцип: «Не следует множить сущее без необходимости».