– Он меня спрашивает: а вы голоса-то слышите? А я ему говорю: нет, я не слышу никаких голосов. И никогда не слышал.
То есть он лгал врачам. Голоса он слышал, да еще как!
Настоящие шизофреники не скрывают того, что слышат голоса. Даже если и хотят – не могут скрыть. Может быть, конечно, есть какая-то форма болезни, при которой человек полностью сохраняет способность к соображению и хитрость. Мне тогда думалось, что Александр просто страдает, так сказать, начальной формой шизофрении – а со временем его умственные способности тоже упадут, и он превратится в одного из полуидиотов, которые бродят по отделению.
Не знаю... я не психиатр, и не могу сказать наверняка. Но насколько я знаю, диагноз Александру в больнице так и не поставили.
Он просто все отрицал. Голосов никаких он не слышал, жену не душил. Конечно, протокол все равно существовал – следы на шее И. видели полицейские (поэтому, кстати, Александра и не выпускали из больницы больше месяца). Он все валил на домочадцев. Не знаю, верили ему или нет...
В конце концов рассказы Александра вывели меня. Да и надоело изображать «любовь», которой я к нему не чувствовала. Честно.
– Ну что, Александр, – сказала я, – Как же вы могли такое сделать? И куда вы нас теперь поведете?
Александр улыбнулся таинственно, глядя вдаль.
– Я вас поведу к Богу, – сказал он.
– Как вы могли? – повторила я, – Зачем вы это сделали?
– А этого, – Александр вздохнул, – Я не могу вам сказать. Вы должны понять сами. Или не понять.
Ц. встретилась с Александром отдельно, без нас. Едва мы вышли, Александр набросился на нее.
– Как ты могла?! Как ты могла допустить, чтобы меня посадили сюда? Ну они – ладно, с ними все ясно. Но ты?!
Бедная Ц. не знала, что ответить. Александр доверял ей больше чем другим, а теперь и она оказалась среди «предателей».
Меня мало волновали такие обвинения. Какое «предательство»? Во-первых, если уж на то пошло, то в больницу Александра отправили жена и сын, мы-то терпели все его выходки (конечно, это не обвинение в их адрес – они-то должны были выносить его ДОМА, что гораздо хуже. И. вовсе чуть не погибла). Я знала одно: уже никогда Александр не будет моим руководителем. И такое же настроение было и у остальных.
Я не была разочарована в эзотерике, в идеях. Все складывалось вполне логично. Александр «не прошел испытания». Как известно, по основному закону оккультизма, при воздействии Высших Энергий в человеке выявляется все самое лучшее и самое худшее. Вот и высветилась личность Александра! Стала видна вся его «тьма». Все его честолюбие, его претензии на чуть ли не мировую власть, скрытые, якобы, «скромностью и демократизмом» (он любил сравнивать себя со Сталиным – мол, ведь я же не такой деспот! У меня же совсем другой характер! Как-то я за столом возразила ему: не надо о Сталине сейчас! – из чего он вывел заключение, что я сталинистка – больше никаких разговоров об этом у нас с ним не было – и потом использовал это как «оружие» против меня. А я тогда действительно подумала, что лучше уж Сталин, чем такой скользкий тип).
Итак, Александр «сорвался», не выдержал испытания, и теперь ни о какой его миссии, ни о каком его председательстве не могло быть и речи. Мне это было совершенно ясно. То же говорили и целители. Фаина: «Над его головой – сплошной черный поток». Евгений: «Ему нужно долго лечиться», еще одна целительница сказала, что его единственный шанс – это поехать в Россию в какой-то монастырь, где изгоняют бесов, и прожить там минимум год. Тогда у него есть шанс в следующем воплощении родиться нормальным (даже так!)
Короче, мы ждали, что Александр после больницы поедет куда-нибудь в монастырь, или просто к маме в Россию – отдохнуть, отвлечься. Относились к нему, как к больному – с сочувствием.
И действительно, выйдя из больницы, Александр тут же поехал в Россию.
Надо сказать, что заявления Александра о его «мученичестве» ничего, кроме раздражения, у меня никогда не вызывали. Он даже вслух сравнивал себя с Андреевым, сидевшим в тюрьме! Тот же Игорь звонил нам еще полгода: «Я хочу только разобраться, что у вас происходит! Блаватскую тоже не понимали!»
Фактически Александр провел чуть больше месяца в очень хорошей немецкой больнице, в прекрасных условиях. Не выпускали гулять? Но через две или три недели прогулки Александру разрешили! Ему отныне можно было свободно выходить из больницы и гулять по городу. Так он от этого отказался!
Ну как же – ведь уже нельзя будет жаловаться, что его «кормят несвободой».
Но есть другое, то, что действительно вызывает во мне сильную жалость и сочувствие к Александру. Как-то позже он обмолвился: «Мне было так страшно по ночам... так одиноко. Я чувствовал, что я один во всем мире».
Вот это чувство – когда человек отбрасывает фантазии и остается один на один с безжалостной реальностью – я хорошо понимаю. Это действительно мука. «Страшно впасть в руки Бога живого»...
Он до сих пор, при всей внешней благопристойности, находится в этом адском состоянии. Он не думает об этом, и не замечает этого, но ведь придет момент – хотя бы после смерти – и он заметит, что Бог совсем иной, чем ему казалось, и мир другой, чем он себе нафантазировал... и не поздно ли тогда будет восстанавливать отношения с Богом?
Впрочем, мне ли об этом судить?
Как я уже говорила, за время отсутствия Александра мы как-то воспряли духом. Работа издательства шла лучше некуда. Вообще все было замечательно. Правда, нас удивляло, что Александр не поехал ни в какой монастырь, а поехал улаживать дела – к Алле Андреевой, к Мегре.
Мегре, узнав о происходящем, сказал, что все-таки договор на новые книги он должен подписывать с Александром, поскольку официально Александр – хозяин издательства. Поэтому надо дождаться, когда тот выйдет из больницы, и или передаст все дела Косте, или уж будет сам их вести (в последнее никто не верил).
Вообще мы ждали чего угодно. Костя сказал, что он лично надеется на чудо – конечно, маловероятно, что Александр выздоровеет, и все будет как прежде – но ведь бывают чудеса! Надо верить в чудо, и тогда оно сбудется.
Как прежде – имелось в виду, что Александр станет прежним нормальным человеком, придет к нам и скажет: простите, ребята, я немного свихнулся, давайте забудем прошлое и будем жить нормально. Мы были бы счастливы тут же все забыть!
Но на самом деле в это мы не верили. Я лично думала, что Александру предстоит долгая карьера психиатрического больного. Или что он теперь отойдет от дел, предоставит Косте фирму, займется собой...
Словом, мы думали все, что угодно, но никак не ожидали того, что произойдет.
А произошло вот что.
В феврале Александр вернулся из России другим человеком.
Он выглядел теперь уже совершенно нормально. Вел себя адекватно. В общем, как бы стал прежним. Как раз мы собрались на очередное «производственное совещание» в доме Кости. Сели за стол.
Костя попросил Александра рассказать о том, что было в России и вообще... как он видит дальнейшую нашу жизнь. Но Александр возразил:
– Нет, я хотел бы сначала послушать вас. Пусть каждый выскажется...
Он взял инициативу в свои руки, а мы как бы должны были отчитываться перед ним. Но что делать? Мы стали высказываться. Говорили о новой обложке, предложенной Мегре. О том, что мы решили еженедельно собираться для обсуждения дел (к слову – такая практика есть на любой нормальной немецкой фирме). В общем, о делах производственных. Костя спросил еще: «Мне бы хотелось знать, Александр, как вы планируете наше будущее? Как мы теперь будем жить дальше? Вы будете руководить? И потом, я хотел бы выяснить, как теперь с обращениями? Вы сказали, что мы должны называть друг друга на „Вы“ – к вам так и продолжать обращаться? Или можно по-старому, на ты?»