– А зачем нам три штуки парфюма? – не переставала допытываться я.
– Один – Роме, второй – Денису. Ну, а третий – твоему Игорьку.
Я кинула на Эльку быстрый взгляд, прикидывая, может, рассказать ей всю правду?
– Мамуль, вы бы уж поженились, – продолжала дочь. – Я же не маленькая, понимаю, что Игорек раньше из-за меня не хотел с тобой жить. Кому нужен чужой ребенок? А теперь я выросла, могу обходиться сама, и ты можешь спокойно устраивать свою судьбу.
– Спасибо, родная, – только и смогла выдавить из себя я, забирая из рук Эльки настойчиво протягиваемый мне флакон в серо-зеленой коробочке.
– А для наших бабуль я купила книги, – возбужденно щебетала Элька. – Трехтомник Мережковского и сборник Цветаевой. Я знаю, бабушка Катя будет рада стихам, она так любит Цветаеву! А бабушка Соня всегда хотела иметь трилогию «Христос и Антихрист».
Мережковский – это хорошо. Я и сама не прочь перечитать его увлекательные романы. Только вряд ли они мне помогут набраться храбрости и выложить дочери, что с Игорьком я больше не общаюсь. Так и не решившись рассказать об истинном положении дел, я усадила Эльку в машину и повезла домой.
Дома нас ждал сюрприз – Роман вернулся из Барселоны. Когда мы с дочерью открыли дверь квартиры, в лицо пахнуло жареным мясом, свежесваренным кофе и маминым фирменным яблочным пирогом. Дядя сидел на кухне и, как добрый Санта-Клаус, доставал из большой дорожной сумки подарки и раздавал их родне.
Перед бабушкой лежал японский массажер последнего поколения, идеально приспособленный для того, чтобы разминать ее больные суставы. Мама щеголяла в расшитой люрексом фиолетовой кофте с рукавами «летучая мышь», а на столе возвышалась огромная распакованная коробка с сервизом на двенадцать персон.
– О-о, вот и наши девочки! – радостно загудел Роман, поднимаясь со стула и распахивая объятья. Высокий и статный, мой знаменитый дядька больше всего походил не на пианиста, а на атлета. Широкая грудь, мускулистые руки, открытое лицо и добрые глаза его излучали спокойствие и силу, и в присутствии Романа я чувствовала себя на редкость защищенной, чего не случалось ни с одним из моих мужчин. Элька завизжала и бросилась ему на шею.
– Дядечка Ромочка! – кричала она, покрывая поцелуями его гладко выбритые щеки, жесткий рот и пахнущую диоровской свежестью шею. – Как я по тебе скучала!
Что правда, то правда. Мы все по нему скучали. Мамин брат заменил отца сначала мне, затем Эльке. И все наше бабье царство, как дядька шутливо нас называет, точно знает, что ближе и роднее его у нас никого нет. Наши мужчины нас всех когда-то предали, предпочтя вольную жизнь семейному счастью. Меня, маму, бабушку. Всех нас по тем или иным причинам оставили мужья. И только дядя Рома всегда был рядом, подставляя крепкое плечо в тяжелых ситуациях.
– Тихо, Элечка, ты меня задушишь, – смеялся он, деликатно отстраняясь от разошедшейся девчонки. – Смотри лучше, что я тебе привез!
Он отцепил Элькины руки от своей шеи, вынул из сумки красную коробку размером с небольшой саквояж и протянул моей девочке.
– Что это? – восхищенно выдохнула Элька.
– Косметика, – рассмеялся дядя, видя неподдельный восторг в ее глазах. – Итальянской фирмы «Пупа».
– Ух ты-ы! – мартовской кошкой взвыла дочь и умчалась к себе потрошить чемоданчик.
– Балуешь ты нас, – покачала головой бабушка.
– Да ладно, мам, – отмахнулся Роман. – Кого же мне баловать, как не вас? А для Лены вот что.
Он вытащил из сумки японский видеомагнитофон и протянул мне. У меня перехватило дыхание. Настоящий «Панасоник»! О таком я могла только мечтать! Моя старенькая «Электроника‑312» безудержно барахлила, и, продолжая покупать на развалах видеокассеты с заинтересовавшими меня фильмами, я уже отчаялась их когда-нибудь посмотреть.
– Вот это да, – только и смогла вымолвить я. – Спасибо тебе огромное!
Я поцеловала дядю в седеющий висок и отправилась в свою комнату подключать аппаратуру. А подключив, поставила «Красотку» с Джулией Робертс, завалилась на кровать и решила больше никуда с нее не двигаться. Но предсказуемая мелодрама быстро надоела, и я подумала, что лучше посмотреть боевичок. «Крепкий орешек» с Брюсом Уиллисом был бы в самый раз. Всегда приятно увидеть своими глазами, как человек спасает мир.
Желая достать предыдущую кассету, я нажала на кнопку «эджект», но она почему-то не сработала. Кассета крепко сидела в щели кассетоприемника, и я начала извлекать ее при помощи маникюрных ножниц. Далеко не с первого раза мне удалось подцепить черный пластик за гладкий бок и вызволить «Красотку» из западни. Чтобы не огорчать Романа, я решила ему ничего не говорить, а при случае отнести аппарат в ремонт.
Если посмотреть кино не удалось, значит, лучше пораньше лечь спать. Я улеглась в кровать и с головой накрылась одеялом. Но заснуть не получалось. Мысли одна тревожнее другой не давали покоя. Пять минут общения с Ией Спиридоновной ясно показали, что нет никого упрямее старых большевиков, и директриса музея может дрогнуть лишь перед несгибаемым авторитетом. А кто для нее авторитет? Видный партийный функционер. Или деятель культуры.
Я выглянула в коридор и, увидев, что дверь дядиной комнаты приоткрыта, направилась к нему. Значит, Роман не спит, и вполне допустимо его побеспокоить. Мамин брат лежал на разложенном диване и просматривал газеты, скопившиеся в его отсутствие.
– Можно? – заглянула я.
– Лен, заходи, – оживился он, откладывая шуршащую газету.
Я прошла к дивану и, поправив плед, уселась в дядиных ногах.
– Ром, вы все еще дружите с Кульбицким или уже разругались?
– Со школьных лет вроде бы не ссорились.
В голосе родственника явственно сквозило недоумение. И я перешла к вопросу, волновавшему меня больше всего:
– Как думаешь, он имеет влияние на революционеров старой закалки?
– Ленка, ты что же, задумала примкнуть к рядам большевиков и тебе для этого требуется поддержка чиновника от культуры?
– Скажешь тоже, – отмахнулась я. – Я сегодня была в музее Революционной истории и имела неприятный разговор с директрисой. Ужасная тетка. Матерая революционерка из идейных.
– А что тебя к ней занесло? – округлил глаза Роман.
Я встала посмотреть, не слышит ли нас Элька, и, убедившись, что дочь у себя, шепотом принялась объяснять, для краткости опуская детали:
– У одной актрисы в нашем ночном клубе украли инвентарь. Такой, знаешь, экзотический гребень, без которого стриптизерша отказывается выступать. Точно такой же есть в музее, но директриса Доридзе Ия Спиридоновна легла костьми, но гребень напрокат не дала. Я уж и денег ей предлагала, и так просила – старуха ни в какую. Вот если бы твой чиновник позвонил директрисе и попросил бы ее от лица Минкульта дать экспонат напрокат, тогда бастионы бы дрогнули, и гребень на пару дней оказался в «Эротике».
– Ну да, конечно! – В усталых глазах Романа плясали веселые огоньки. – Ведь стриптиз-клуб некоторым образом тоже культура, так что никакого противоречия тут нет.
– Как правильно ты все понимаешь! – подхватила я. – Стриптизерша перестала бы капризничать и согласилась выступить, и меня не взгрели бы по первое число.
– Для Константина стараешься? – Он понимающе взглянул на меня, протягивая руку к телефонному аппарату, стоящему на журнальном столике.
– И для него тоже, – глядя, как палец дяди быстро набирает хорошо знакомый номер, кивнула я.
– Ген, приветствую, – заговорил Рома в трубку. – Как дела? Вот и отлично. Спасибо, у меня тоже. Слушай, старик, к тебе есть дело. Музей Революционной истории твоя епархия? Я так и подумал. Да Ленка устраивает шоу, и ей необходим на пару дней один из музейных экспонатов. Не можешь посодействовать? Да, всего на два дня. Ну, разумеется, под мою ответственность. Вот спасибо, Геннадий Сергеевич! Я твой должник.
Дядя раскрутил свернувшийся спиралью шнур, пристроил трубку на корпус аппарата и обернулся ко мне:
– Вот так-то, Леночка. Завтра можешь смело идти на прием к революционной старухе. Ей позвонят и попросят не чинить препятствий во внедрении культуры в массы.
Я запечатлела пылкий поцелуй на его горбатом носу и направилась к выходу из комнаты, попутно сыграв на раскрытом рояле вступительные аккорды к первому концерту Рахманинова.