И внучке:
— Ты б легла, Дашенька? Нельзя же так…
— Днем?
— А что? Даст бог, заснешь…
— Мне уроки доделать надо.
— Может, тебя к доктору сводить? Таблетки пропишет, капли…
— Бабушка!
— Хорошо, Дашенька, хорошо. Ухожу, не мешаю…
Мне не нравится ее разговор с внучкой. Так говорят с маленькими детьми. Старуха разговаривает с девочкой, будто той время в куклы играть, а не парням глазки строить. Кажется, она не вполне понимает, что Даша выросла. Зато я все отлично понимаю.
Комната напротив. Логово, раковина жильца.
Ага, вижу. Жиличка. Сухопарая женщина лет сорока или старше. Пепельные волосы стянуты на макушке в узел. Скулы заострились, туго обтянуты бледной пергаментной кожей. Никогда не видел пергамента, но выражение прилипло с детства — в книжке вычитал. На женщине домашнее платье: серое в голубеньких цветочках.
Незабудки?
Жиличка без движения сидит на полу, забившись в закуток между окном и двуспальной кроватью. Обхватила колени руками, смотрит прямо перед собой, не моргает. На что она смотрит? Стена, книжные полки…
Подхожу.
Машу ладонью у нее перед глазами.
Никакой реакции. Глаза широко раскрыты, взгляд стеклянный. От чего ты умерла, мама Даши? Болела? Вон как исхудала; кожа бледная, губы обметаны. Не важно, как ты умерла. Не важно, почему ты боишься оставить свой дом. Перхоти с тебя не сыплется, но и это не важно. Важно другое: я тебя нашел. В центре пересечения «охотничьих угодий» Поджигателя и Резчика. Если ты подобру-поздорову уйдешь туда, куда положено уходить всем нам, есть шанс, что безобразия с машинами прекратятся.
Хороший, жирный шанс.
Вряд ли шины режут Даша с бабушкой. Но у нас еще есть папа. Папа у нас на суточной смене. Папа свою машину разве что языком не облизывал, а продал. За сущие копейки взял и продал. Папа спит один на двуспальной кровати.
Нет, не спит. Нет, не один.
Вечереет.
На проспекте загораются редкие фонари — в городе начали включать уличное освещение. Массированных обстрелов недели три как нет; похоже, россиянам надоело долбить по нашей энергоструктуре. Толку мало, да и ПВО ворон не ловит. Зато ракеты ловит, и трескучие «щахеды» на подлете отстреливает! Блэкаута за зиму добиться не удалось, а теперь поздно — весна на дворе.
Оставляю машину на дворовой стоянке, благо она пустует.
— Нам сюда.
Наташа всю дорогу молчала. Сейчас она лишь кивает, следуя за мной.
Вообще-то на это задание собиралась ехать Эсфирь Лазаревна. Но Наташа встала стеной: я, мол, и никто, кроме меня! Здесь крылось что-то личное, темное, просто я не мог понять, что именно. Спор двух женщин грозил затянуться до бесконечности. В итоге мне пришлось встать на сторону Наташи, и Эсфирь Лазаревна уступила.
Квартира встречает нас звяканьем вилок и одуряющим ароматом картошки, жаренной на сале. Вся семья собралась на кухне: ужинает. Папаша тоже вернулся со смены: крепкий неприветливый дядька. Вид усталый, замученный; бабулька с внучкой выглядят не лучше.
Запах картошки нисколько не забивает запах жилички. Они словно находятся в разных плоскостях: не пересекаются, не смешиваются, каждый сам по себе.
Наташа кухней не интересуется. Безошибочно определив комнату, в которой окопалась жиличка, она устремляется туда. Обычно я не присутствую при работе наших. Мое дело — найти жильца и привезти на место кого-то из бригады. Но сейчас я задерживаюсь: знать бы почему.
— Не помешаю?
Наташа вздрагивает, оборачивается. Запоздало кивает.
Вхожу, остаюсь у дверей. Подпираю плечом стену, мельком бросаю взгляд на часы: 20:49. Привычка из прошлой жизни. Жиличка сидит на прежнем месте, в прежней позе. Статуя; нет, мумия. Выпала из времени, жизни, даже из смерти — если ее не трогать, будет сидеть до второго пришествия.
Извини, хозяйка. Придется тронуть.
Наталья подходит к ней вплотную. Жиличка смотрит в стену сквозь Наташу, будто ее здесь нет. Наташа делает то же, что и я вчера: ведет ладонью перед глазами женщины. Никакой реакции. Уверен, Дашина мама сидит, не моргая, с того момента, как обосновалась в своем закутке. Боится закрыть глаза?
Заснуть и не проснуться?!
Ты так, наверное, и умерла, хозяйка — из последних сил борясь со сном. В уверенности, что все еще жива. Главное — не закрыть глаза. Тогда смерть не придет к тебе во сне, устанет ждать, отступится…