— Не понял, — в тон ей заявил я.
— Вы приходили и уходили. Насовсем. Корма хватало на всех.
— Эй! Ты говори, да не заговаривайся!
Корм, подумал я. Эй, поземка! Ты считаешь, что мы не выводим жильцов? Не освобождаем из раковины, а кормимся ими? Просто способ у нас другой? Берем горстку мидий, варим, лопаем от пуза, а ракушки выбрасываем на помойку? Они исчезают, потому что мы их съедаем, так? Едим, испражняемся…
«Мы хотим кушать. Нам надо кушать. Что плохого?»
Поземка, ты держишь нас за своих? Подобных?!
— Корма хватало, — упорствовала девочка. Речь у поземки стала заметно глаже, она быстро училась. — Теперь не хватает. Корма стало меньше. Вообще меньше.
— В смысле, не из-за нас?
— Не только из-за вас.
Девочка поразмыслила и добавила:
— В смысле. Надо договариваться.
— А ты от парня отстанешь? Если мы договоримся?!
— Парень?
— Ну, Валерка! Ты его солдатом морочила, отравленным. Кошелек ему подкидывала. И в первый раз, когда мы встретились… Хотела его с лестницы сбросить, признавайся?
— Лестница, — внятно произнесла девочка. — Лестница.
И изменилась.
— Он видит корм, — объявил профессор, тот самый, с которым мы дрались, пока на кровати корчилась профессорша, отравленная угарным дымом ненависти. — Он видит корм, трогает корм, любит корм. Ты когда-нибудь видел, как он…
— Как он что? Выводит жильцов?!
— Он и корм. Наедине, — профессор сверкнул очками: — Когда-нибудь видел?! Надо договариваться.
Не видел, думал я, пока QR-код оборачивался черной поземкой и та вихрем выметалась со двора. Нет, не видел. «Они там, — сказал Валерка в первую нашу встречу, имея в виду жильцов в разрушенном доме. — Я не смог их убедить. Они не слышат. Я, наверное, позже приду. Попробую еще раз. Они что-то услышали, пусть теперь поживут с этим».
Поживут, значит. С этим.
Валерка, я никогда не видел, как ты выводишь жильцов. Почему я этим не заинтересовался? Что меня отвлекло? Чертов профессор! Второй раз меня отравил, гадюка.
Как чувствовал: не зря караулю.
Часа не прошло — и пожалуйста: вот он, Валерий Чаленко собственной лопоухой персоной. Вышел из подъезда, огляделся по сторонам. Проверяет, нет ли слежки? А раньше проверял? Озирался при выходе?
Не помню.
Плохо проверяешь, дружище. Невнимательно. Так много чего можно не заметить. Меня, например. В этих зарослях сирени целая ДРГ укрыться может. Машину я оставил во дворе дома Эсфири Лазаревны, пришел пешком, сел в засаду. Поначалу от благоухания цветов чуть не одурел — честное слово, хуже, чем от дыма поземки! — даже думал позицию сменить.
Ничего, принюхался.
Куда идешь, Валерка? Ага, к остановке маршруток. Худший вариант из возможных: сунусь с тобой в одну маршрутку — засечешь, тут без вариантов. Ладно, действуем по обстановке.
На мое счастье, Валерка бодрым шагом миновал остановку и двинул дальше по проспекту. Я крался за ним по палисадникам, прячась за буйно разросшимися кустами. Когда палисадники кончились, пришлось изощряться. Спасали прохожие — когда ты живой и материальный, такой фокус не прокатит, а так «приклеился» к человеку вплотную и идешь за ним, как за живым укрытием. Пригибаешься, приседаешь, если «укрытие» ростом не вышло. Увидь кто со стороны, решил бы: псих или маньяк.
Некому на меня со стороны глядеть. Разве что Валерке — так от него я и прячусь. Прячусь. От Валерки. Слежу за ним, как за преступником… Блин, что я творю?!
Зараза черная, что ты со мной делаешь?!
Кстати, о заразе. Я завертел головой, озираясь, и, когда Валерка обернулся, едва успел укрыться за бабулькой с парой тяжеленных кошелок.
Ф-фух, пронесло! Не заметил.
Поземки видно не было. Тоже маскируется? Я слежу за Валеркой, она следит за мной…
Парень свернул в боковую улочку. Прохожих здесь не было, зато вдоль домов опять потянулись палисадники: жасмин, вездесущая сирень, абрикосы с вишнями — и «белых яблонь дым», как в песне.
Пятиэтажные хрущевки сменились старыми домами: два, реже три этажа. Улочка шла под гору, пока не уперлась в заросший бурьяном пустырь. На дальнем краю пустыря мрачным контрастом с весенней зеленью темнели закопченные развалины. Давним прилетом крышу и верхний этаж снесло напрочь. От второго этажа уцелело немного.
Первый более или менее сохранился.
Валерка решительно направился к развалинам, по пояс уйдя в заросли бурьяна. За ним, как за глиссером на воде, оставался кильватерный след колышущихся лопухов. Я глазел из кустов, как мальчишеская фигурка скрывается в темном провале единственного подъезда.