— Я же вам говорила…
— И очень даже хорошо, что уговорили. Джульетта, кстати, очень воспитанная собака. Прямо не скажешь, что с улицы…
Я сидел в машине под тополями, слушал вполуха женское чириканье и поглядывал на Валеркины окна. Так, для порядка. Если выйдет, я его не проморгаю. Тянет? Да, тянет. Хочется быть рядом. Раковина? Скорее уж, якорь. Держит, чтобы течением не унесло.
Про якорь я сам придумал.
— Привет, Жулька!
Ишь ты, наела бока! Шерсть расчесана, лоснится. Вышагивает по дорожке, как примадонна. Дрянь всякую подбирать — за кого вы нас держите? Ты гляди! Она цветы нюхает. Ромашки и эти, сиреневые, не знаю, как называются.
— Тяф!
Это она со мной поздоровалась. Без спешки, с достоинством, поддерживая репутацию воспитанной собаки.
— …не хочет к нам заходить. У вас, говорит, собака, а я собак боюсь!
— Это Джульетту, что ли?
Похоже, я что-то пропустил.
— Отговорки, Ниночка Петровна! Волонтерит он круглыми сутками. Возит на фронт рации, аккумуляторы, медицину. Бывает, по две ходки на день успевает. На ногах еле держится, серый от недосыпа, смотреть жутко…
— Не дай бог, заснет за рулем…
— Вот и я ему: Боря, посмотри на себя! Тебе бы отоспаться, поесть по-человечески. Не хочешь к себе на Москалёвку заезжать, время тратить — у меня заночуй. Тут до твоего лицея три шага. Я тебе борща наварю…
— Это какой лицей? Педагогический?
— У них там волонтерский центр. Оттуда и возит. Пока напарник жив был — еще ничего. Заезжали, обедали; случалось, что и ночевали. А потом у напарника в дороге сердце прихватило. До больницы не довезли, в машине и помер. С тех пор Боря как умом тронулся…
Я навострил уши.
В рассказе Валеркиной мамы не было ничего особенного. Многие волонтеры сейчас пахали, как проклятые, без сна и отдыха. Но у меня начало ломить затылок, а это верный знак, что лишняя бдительность не повредит.
— Ему нового напарника предлагали. Так он ни в какую. Нет, и всё! Мотается туда-сюда, как оглашенный, будто за двоих успеть хочет…
Значит, Боря? Валерка в разговоре как-то поминал «дядю Борю». Выходит, и правда дядя. В смысле, родной. Проблемы у тебя, дядя Боря. Серьезные проблемы.
А может, это я мнительный стал.
Квартиру я отбросил сразу. Заведись там жилец, Валерка моментально бы его засек и спровадил куда следует. Дом на Москалёвке? По словам Валеркиной мамы, дядя Боря там и не бывает. Впрочем, проверить не повредит.
Нужен адрес. Проще всего спросить у Валерки, но мы ведь не ищем легких путей, так? Если в деле фигурирует родственник следователя, то следователя отстраняют. Личная заинтересованность, понимать надо! И Валерку впутывать не хочется. Сам справлюсь: имя есть, фамилия есть, район известен…
Стоп! Нет у меня фамилии.
Чаленко — это наверняка по отцу. Если Боря — брат матери… Ищем девичью фамилию Любови Чаленко. Адрес известен, примерный возраст — тоже. Сохранился ли у меня доступ к служебным базам? До сих пор не проверял — надобности не было…
Сохранился!
Адрес, имя, фамилия… Ага, вот и девичья: Гайдук Любовь Семеновна. Значит, нам нужен Гайдук Борис Семенович. Есть такой? Есть, аж три штуки. Надо же, двое на Москалёвке живут! Одному — семьдесят четыре, другому — сорок семь.
Зеленая краска на заборе местами облупилась, обнажив неопрятные пятна ржавчины. Над калиткой под табличкой с адресом красовалась еще одна: «Гайдук Б. С.». Добротный кирпичный дом в полтора этажа, крыт шифером; участок, флигель, гараж, погреб…
Дом пустовал. Это я уловил, еще просачиваясь сквозь запертую калитку. Внутри ощущение запустения только усилилось. Прибрано, бардака нет, а выглядит нежилым. Пыль по углам. Мелкий сор на подоконниках. Паутина под потолком.
Жильцом не пахнет.
Для очистки совести я проверил всё, даже погреб. Жильца не было. И хозяин, похоже, давно сюда не заглядывал. Ладно, отработал вариант. Куда теперь?
Попробуем лицей.
На ступеньках у входа в педагогический лицей курили две женщины, рыжая и брюнетка, учительницы или волонтерки — не знаю. С ними, то и дело поправляя сползающие с носа очки, яростно спорил мужичок лет пятидесяти. Или младше, просто замученный.
— Скажите, чтоб грузили! — требовал он.
И встряхивал, встряхивал головой, словно отбрасывая назад непослушную прядь волос. Когда-то, пожалуй, он и впрямь обладал роскошной гривой, но с годами кудри поредели, а привычка осталась.
— Борис Семенович, успокойтесь, — вздыхала брюнетка. — Сегодня погрузки уже не будет.
— Как это не будет? Я должен ехать!