Валеркина мама смотрел в окно. На меня? Ну, почти на меня.
— Я не знаю, есть ли тут кто-нибудь, — севшим голосом сказала она, стараясь говорить так, чтобы не разбудить Валерку. — Если все-таки есть… Я хотела обратиться к вам сразу, но постеснялась, пока Валерик не спит. Он сказал: дядя Рома? Я понимаю, это звучит глупо. Ой, я не про имя! Я про то, что я говорю с пустым местом…
Я не просто замер. Я остолбенел.
— Не думаю, что вы меня слышите. Не знаю, есть ли вы вообще. Вы не обижайтесь на «пустое место», ладно? Я двенадцать лет живу рядом с этим мальчиком. С моим сыном, да. Я привыкла верить тому, что он говорит. Даже если в это невозможно поверить, я все равно стараюсь, я очень стараюсь.
Она сделала шаг вперед:
— Вы берегите его, пожалуйста. Если слышите, если можете. Берегите, прошу вас! Он хороший мальчик, правда.
— За кого вы меня принимаете? — хрипло спросил я, зная, что Любовь Семеновна меня не слышит. — За ангела, что ли? Так я не ангел. Я и при жизни был не ангел, а сейчас тем более.
— Спасибо, — невпопад ответила она.
И села к сыну на диван.
Черный QR-код лежал рядом с моей машиной.
Лежал, гад, с таким видом, словно и не двигался с места. Собрался воедино, вернул четкость очертаний; прикидывался паинькой. Будь у поземки пальцы, теперь уже она могла показать мне средний. Или это я ее сильно очеловечиваю, под настроение?
Наташи видно не было: ушла, пока я копался.
Умерив шаг, чтобы поземка не решила, будто я со всех ног бегу к ней на свидание, я приблизился к машине, достал смартфон и отсканировал код. На экране взвихрилась метель — и сразу опала, превратилась в лицо.
Кто у нас сегодня? Ага, старуха.
— Надо коммуницировать, — без предисловий заявил я.
— Надо, — согласилась старуха.
— Ты что это творишь, а?
— Мы? Мы не творим.
Старуха подумала и добавила:
— Ничего.
— Ты мне не ври! Я видел, как Наташа булку ела! И тополь…
Вот дурак! Чуть не брякнул: ласкала.
— Трогала тополь. Я все видел!
— Трогала, — согласилась старуха. — Ела. Коммуницировали.
— Что?!
— Коммуницировали. Мы.
— С Наташей?
— С тобой.
— При чем тут я? Я у окна стоял, смотрел.
— Ни при чем?
— Ни при чем.
— Вы не одно? — удивилась старуха. — Разве не одно?
— Не одно. Я — это я, а Наташа — Наташа.
— Ты, Наташа, остальные. Не одно? Не «мы»?
— Нет.
— Ты мне не ври, — со знакомой интонацией произнесла старуха.
И поправилась:
— Ты нам не ври. Не одно? Странно.
Я задумался над тем, как черная поземка представляет себе нашу спасбригаду, и ужаснулся. Мало того что она видит в нас конкурентов за кормовую базу в виде жильцов, так мы еще и — с ее точки зрения! — одно.
— Ладно, — сменил я тему. — Одно, не одно, какая разница! Ты мне лучше скажи, что ты с Наташей делала?
Я сменил тему, а старуху сменила блондинка.
— Коммуницировали, — сказала блондинка.
— Это я понял. Я про другое: дерево, булка… Что это было?
Блондинка пожала плечами:
— Чувства. Ощущения.
Кажется, я начал понимать.
— Ты вернула Наташе способность чувствовать? По-настоящему?!
— Мы вернули, — согласилась блондинка.
— Как при жизни?
— При жизни, да.
— Врешь!
— Попробуй. Убедись.
— Как?
— Скажи «да». Мы все сделаем. Не захочешь, не понравится: скажи «нет». Снова «да», мы опять сделаем. Только не отключайся.
Прозвучало двусмысленно.
— Да, — сказал я.
Лицо блондинки распалось, рассыпалось метелью. Вьюжные хвосты вырвались за границы экрана. Я увидел, как по моим пальцам, ладони — нет, внутри, в пальцах и ладони! — ползут тонкие черные нити. Проникают глубже, дальше: запястье, нырок под рукав. Их больше не видно. Я их не ощущаю, но уверен, что движение продолжается: предплечье, локоть…
— Нет! — крикнул я.
Нити втянулись, исчезли. Вернулась блондинка… нет, девочка.
— Почему? — спросила девочка.
— Ты что это творишь, а?
— Не творим. Не умеем. Ничего.
Мы вернулись к началу разговора. Старуха уже говорила мне: «Мы не творим».
— А в меня зачем полезла? Без спросу?!
— Ты сказал «да». Иначе никак.
С Наташей было так же, понял я. «Да», и черные нити под кожей. Кожа у нас условная, да и нити не лучше. Ладно, пробуем еще раз. Если что, у меня в запасе всегда есть «нет». Судя по Наташе, никакого вреда ей поземка не причинила. Даже напротив: радости было немерено.