И снова — ладно. Мне-то какое дело?
Пахло кислятиной и гнильцой. Откуда несет? Ага, крышка мусорного ведра сдвинута набекрень, оттуда и воняет. Не сильно, зато противно. Что еще? Да, чую. Печально знакомый угарный дымок. Поземка, ты же где-то поблизости, так? А может, просто заглядывала сюда недавно, вот и оставила память по себе. Такую память ты оставляешь везде, где ешь.
Значит, мы на верном пути.
На стене на фирменном кронштейне был установлен телевизор Philips: бойкий старичок с торчащим сзади горбом кинескопа. Он работал, крутил телемарафон.
— В Коломые, куда был нанесен ракетный удар, — объяснял эксперт, пожилой мужчина в белой рубашке с синим воротничком, — действительно расположен один из наших аэродромов. У нас несколько десятков аэродромов, где могут быть рассредоточены самолеты. Кроме того, идет поэтапный вылет и посадка на разных аэродромах.
Ведущий кивал, не перебивая.
— Именно поэтому россияне, скорее всего, били не по Су-24, а по группе наших летчиков, уже готовых двигаться к началу летной подготовки на F-16…
— По летчикам? — удивился ведущий. — В этом есть смысл?
— Даже если там пять, семь, десять летчиков, «Кинжалов» для них россияне точно бы не пожалели. Один летчик стоит очень дорого, это большая редкость. Практически элита…
Звук был выкручен на всю катушку. Ведущий с экспертом беседовали обычным тоном, а казалось, что они кричат друг на друга.
Я огляделся еще раз и заметил то, на что не обратил внимания при первом осмотре, но что подспудно раздражало меня, как и невозможность выключить орущий телевизор. Всё вокруг — стены, шкафы, холодильник, дверца посудомойки — было украшено наклейками. Искусственные цветочки — васильки, хризантемы, розы, звездочки из серебряной, золотой и розовой фольги, бантики, ленточки, магнитики, яркие вырезки из рекламных буклетов. Сколько труда ушло на расклеивание этого великолепия, я даже представить не мог. Кто бы это ни делал, он потратил кучу времени, а начал, пожалуй, еще до войны.
Кладбище, пришло мне в голову.
Я не знал, откуда возникло сравнение с кладбищем, но оно казалось единственно возможным.
В скопище цветочков и бантиков тут и там мелькали записочки — желтые и голубые листки бумаги. Я подошел к холодильнику, наклонился к ближайшей записке.
«Я хочу жить».
Почерк был крупный, неровный, сбивчивый. Писали неразборчиво; думаю, автор записки не глядел на бумагу, не следил за движениями авторучки, словно делал запись по обязанности, подчиняясь чужому требованию, а не по велению сердца.
Я перевел взгляд на вторую записку:
«Я хочу жить».
Уже было понятно, что я увижу на стенах и шкафчиках, но я честно двигался по кухне, выискивая записки одну за другой — и везде читая одно и то же:
«Я хочу жить».
— Прошедшей ночью россияне трижды атаковали Одесскую область, — эксперта сменили новости. — Две волны ударных дронов общим количеством пятнадцать штук и восемь ракет морского базирования типа «Калибр»…
Зябкий холодок пробежал по спине. Игра воображения, шутки зловредной памяти — потому что где она, моя спина? — и все равно на миг показалось, что это я, Роман Голосий, мертвый сержант полиции, хожу по кухне, дому, городу, шатаюсь из конца в конец, окончательно утратив рассудок, и всюду расклеиваю записки с заветной, невозможной, неисполнимой мечтой: «Я хочу жить!» Только я бы писал не на листках цветной бумаги, а на листьях деревьев, стенах домов, асфальте улиц, и не таким скучным, что впору удавиться, неразборчивым, неубедительным почерком, а другим — торопливым, летящим, бешеным. Я бы кричал, взывал, умолял…
Стоп. Это уже истерика.
— В результате сбития ракет было повреждено общежитие учебного заведения и супермаркет. На двух объектах вспыхнули пожары. Предварительно известно о трех пострадавших сотрудниках супермаркета…
Я вышел из кухни в коридор.
Телевизор кричал мне в спину. Записки кричали мне в спину. «Беги! — кричал кто-то, наверное, здравый смысл. — Беги, дурак, и не возвращайся!» Я не слышал. Не слушал.
Не слушался.
Дверь напротив была открыта нараспашку. За ней начиналась гостиная с декоративным камином. В гостиной тоже орал телевизор — какое-то развлекательное шоу. Это не значило, что в гостиной кто-то есть. Как я уже понял, телевизоры тут вообще не выключались.
Гостиную я оставил на закуску. Двери дальше по коридору, в самом конце — на этот раз плотно закрытые — вели в еще одну комнату. Спальня? Кабинет? Детская?