Урчала от удовольствия, сыто отрыгивала угарным дымом.
Старуха была совсем плоха. Она и раньше-то на ладан дышала, а сегодня к хрипам добавилось бульканье в груди. Вдохи прерывистые, натужные: хрип — бульканье — пауза. Долгая, жуткая. И когда ты уже уверился, что все, конец, — снова надсадный хрип…
Старуха умирала. С этим я ничего не мог поделать. Но я пришел не к ней.
— Маргарита Алексеевна…
Не слышит.
Я шагнул ближе. Запершило в горле, из глаз потекли слезы. Я закашлялся, пытаясь задержать дыхание — мне же вроде дышать не обязательно? Кашель не утихал. Наконец я приноровился: краткие вдохи-выдохи через нос. Осторожно, как по минному полю, придвинулся еще на шажок.
— Маргарита Алексеевна! Вы ведь на самом деле не хотите…
Не слышит.
— Не хотите умирать, правда?
— …Из-под завалов дома, — донеслось с кухни, — спасатели извлекли еще одного человека. Ему чудом удалось выжить…
— Вот, слышите? Человек выжил! А вы чем хуже?
Не слышит.
— Вы же пишете: «Я хочу жить». Вы пишете, а читать забываете. Я пришел вам напомнить: вы хотите жить!
Глупо. Наивно. Не слышит.
— Следующий вопрос, — откликнулся телевизор в гостиной, соревнуясь со мной в глупости. — Каким костюмам отдают предпочтение украинцы во время эротических ролевых игр?
Зря я, наверное, пришел.
— Зря я пришел, — вслух повторил я. — Не в смысле «зря пришел», а в смысле, что именно я. Надо было Наташу попросить или Тамару Петровну. Женщинам легче найти общий язык. Или Эсфирь Лазаревну — она все-таки врач, вы бы врача быстрее услышали…
В голове мутилось. Очертания матери и дочери плыли перед глазами, растворялись в ливне перхоти, в клубах дыма, в темной мгле поземки. Казалось, эта стерва заполнила собой уже всю спальню, из непонятного, невозможного существа превратившись в невозможное пространство.
Еще шаг — вязкий, тягучий. Длиной в целую жизнь.
— Вы угорите, Маргарита Алексеевна. Вы и ваша мама. Вы не понимаете, на что согласились. Я полицейский, я видел. Мы на вызов приехали: жена позвонила, говорит, муж закрылся в гараже, завел автомобиль и не выходит. С нами еще бригада службы спасения была. Дверь вскрывали, петли «болгаркой» срезали. Внутрь зашли, а он лежит на земле у водительской дверцы. Полз к выходу из гаража, не дополз. Наверное, опомнился, передумал, только поздно было…
Как бы самому не угореть. Ноги не держат.
Я потянулся к ней рукой:
— Мы с напарницей его наружу вытащили. Начали сердечно-легочную реанимацию: «качали» до приезда медиков. Без толку, врачи через пару минут констатировали смерть. Отравление угарным газом от работающего двигателя. Вы же не хотите — так?
— Четыреста тридцать шесть человек, — подхватил телевизор в кухне, — эвакуировали за неделю после объявления обязательной эвакуации из пятидесяти трех населенных пунктов Купянского района…
Я тянул и тянул к ней руку. Прорывался, как тот самоубийца из гаража, сквозь облако угарного дыма.
— Внимание, вопрос: какой запах у большинства украинцев ассоциируется с детством?
Дотянулся. Ну, почти.
— Он не смог, а вы сможете. Маргарита Алексеевна, я вас прошу. Просто скажите: нет! Слышите? Просто скажите…
— Запах котлетки?
— Нет!
Моя рука коснулась ее плеча в то самое мгновение, когда из телевизора в гостиной прозвучал возглас ведущего: «Нет!»
Женщина вздрогнула. Медленно, как во сне, всем телом, словно у нее шея закостенела, Маргарита Гальцева начала поворачиваться ко мне. Старуха на кровати издала долгий хриплый вздох. По грузному телу прошла волна мелкой дрожи — рябь по стоячей воде пруда.
С пола взметнулся яростный черный смерч.
Кулак дымной гари врезался в меня.
Я инстинктивно вскинул руки, прикрываясь, как от прямого в голову. Не помогло — стая колючих песчинок ударила, оглушила, ослепила. Ворвалась в меня, пронзила насквозь. Закружила, завертела, оплела чадным коконом.
Бесплотный змей душил жертву изнутри и снаружи.
Я заорал. В горло набилась наждачная крошка. Задохнувшись, я не услышал собственного крика. Как пловец в водовороте, пытающийся вырваться к пенному краю и дальше, на тихую воду, я отчаянно замахал руками, и — чудо, не иначе! — мне удалось разорвать круговерть угольной пыли.
Поземка отпрянула.
Тарзан. Мертвый пес Тарзан. Поземка, он рвал тебя в клочья. Ты бежала от него. Мне бы собачьи клыки! Мне бы тигриные когти…