Волжин отвел глаза и стал разглядывать свои длинные пальцы. Эта вспышка отчаяния его покоробила. Он уже давно смирился с тем, что врач всю жизнь обречен вести долгую безнадежную борьбу с болезнями: одни исчезают, другие появляются, такова профессия.
— Нужна операция, и как можно скорее. Оба колена разбиты, на левом чашечка раздроблена. Голову тоже нужно просветить, подозреваю: трещина. Ведь с такого обрыва катился по камням… И все же малой кровью отделался.
— Пьяных бог бережет.
— Наваждение! И предшественник его…
Киссель уставился на носки своих ботинок.
— История с предшественником его и подкосила. Вообще, натура сильная, долго держался, но тут… мощный стресс, упавший на благодатную почву и без того отравленной психики. Стал искать каких-то злодеев, возникла стойкая мания преследования. Это все коммунальники виноваты! — с ненавистью сказал он. — Не привели в порядок квартиру — руки, видите ли, не дошли… Но кто знал, что пришлют такого же?
Волжина вдруг осенила догадка.
— И Петрович здесь лечился? — ахнул он.
— Н-ну… теперь можно сказать. Анонимно. Очень просил, чтобы не разглашали. Но ничего не могли поделать — болезнь запущена. Это у них профессиональное, — он выразительно мазнул себя по горлу.
Хирург сделал движение идти, но остановился, замялся:
— Этот фотоснимок… он все время ищет, твердит: дети, их нужно увезти, спрятать за океаном. Семья?
Киссель нехотя пробурчал:
— Откуда у него семья? Вырезка из журнала… каждый строит свой выдуманный мирок, где можно укрыться.
«Надо идти», — со страхом подумал хирург и торопливо бросил:
— Готовьте его к операции, дольше тянуть невозможно.
— Наркоз не возьмет, — тихо сказал ему в спину Киссель.
— Знаю, — хирург порывисто обернулся.
— Сердце не выдержит. Вконец изношено.
Они долго смотрели друг другу в глаза.
— А что прикажете делать? — весь дрожа, воскликнул Волжин. — Свечу за здравие ставить?
Он повернулся на каблуках и стал спускаться по лестнице. Внизу в полумраке он заметил чью-то поникшую фигуру.
Старая женщина. Просто старая женщина с увядшим лицом, морщинками у глаз, потухшим взором. Из-под черной шапки выбились растрепанные седые волосы. «Как они быстро стареют, местные женщины! А ведь еще недавно была примой-танцовщицей… Я не пропускал ни одного ее выступления!» Воспоминание о тайной влюбленности заставило его замедлить шаг.
— Доктор, — сказала она тихо. — Как он?
— Через час операция, — деланно бодрым голосом заговорил врач. — Вытащим. И не таких вытаскивали. Будет жить, — и по привычке добавил: — а сколько — неизвестно.
Спохватился, но было поздно.
— Правда? — голос ее стал звонче.
— Чудес не обещаю, — он решил хоть чем-то приободрить. — Возможно, придется ходить на костылях.
— Будет жить, — повторяла она, не слушая. — Будет жить!
— На костылях, говорю вам! — с раздражением повысил он голос. — Инвалидом!
Она досадливо взглянула на него.
— При чем здесь костыли? Он, — высоко подняла голову, — он на костылях ходить не будет!
Волжин отступил. На его глазах происходило чудо. Куда исчезли морщинки, увядшее лицо, потухший взгляд? Прекрасная, полная сил женщина стояла перед ним. Раскосые дикие глаза смутно и загадочно блистали в полумраке. На щеках играл легкий румянец, а модно крашенные в седой цвет волосы, выбиваясь из-под соболиной шапки, подчеркивали и оттеняли нежный овал лица. «Как же это, как?»
Она прошла мимо пружинистой, танцующей походкой. Не сбежала, а скользнула по ступеням и вот уже идет по снегу через больничный двор. С болезненно забившимся сердцем он смотрел ей вслед. Она остановилась, запрокинула лицо и долго смотрела вверх, на окна палаты…
А в палате, словно повинуясь таинственному зову, Матвей открыл глаза. Зрачки разъезжались в стороны. Белый потолок, яркая лампа. Рядом высится капельница, но по трубочкам уже ничего не струится. Убрали. Думают, что теперь он заснет.
Но даже если и заснет, то проснется в точно назначенное время. В три ночи. Лена уже, наверное, достала и повесила в условленном месте робу. За пять минут он развяжется и уйдет.
Где-то там, далеко, тихое село на берегу прозрачной реки, но транспортер быстро домчит до него. Нескончаемо тянется через Вселенную серая неразличимая лента — до самых дальних звезд.
Он ждал своего звездного часа.
А там ждет она… милые родные лица… руки, протянутые навстречу…
Сердце измаялось и отгорело.
1959–1985
Нева — Беломорканал — Амур — Тихий океан — Северный Ледовитый океан
Ленинград — Хабаровск — Владивосток — Магадан — Анадырь
Полтава — село Засулье