— Я заплачу вам, если отвезете меня назад. Английскими золотыми гинеями или французскими луидорами — как угодно. Сто фунтов. Двести. Только назовите вашу цену, — молила она.
Железные пальцы ее спасителя не ослабевали.
— Никакой цены, малышка, мы не повернем назад. Сегодня ночью Ла-Манш будут прочесывать таможенные суда, даже в штормовом море, — мрачно добавил он.
— Пожалуйста! — вскричала Тэсс звенящим от страха голосом. — Вы должны отвезти меня…
— Невозможно. — Его отказ был окончательным и бесповоротным.
В смятении Тэсс слышала, как грохотали его сапоги. Дверь распахнулась под ударом. Комната, в которую он внес ее, была неосвещенной, и она нахмурилась, не в силах ничего различить, ни единого предмета.
Кажется, ее уложили на что-то мягкое. Кровать? Его кровать?
В следующее мгновение грубые руки уже не держали ее. Тэсс услышала вблизи слабый скребущий звук.
— Пожалуйста, — прошептала она, — зажгите мне по крайней мере фонарь.
Она услышала, как он резко втягивает воздух.
— Фонарь? — медленно переспросил Андре.
— Не просите у меня объяснений. Я… я не могу. Сделайте для меня только это, умоляю вас!
Корсар не ответил.
Она почувствовала, как по коже поползли мурашки, ощутила слабое прикосновение крошечных волосатых телец.
— Пожалуйста! — Теперь в ее голосе слышалась настоящая паника, у нее не оставалось сил скрывать ее.
— Ради всего святого, малышка, — медленно произнес француз, — я только что это сделал.
Глава 25
— Не смейтесь надо мной, сэр! — дико кричала Тэсс, сжимая пальцами холодные щеки. Огромными немигающими глазами уставилась она в плоскую, бесцветную пустоту перед собой.
— Никакой насмешки тут нет. Посмотрите сюда, на стол.
Тэсс посмотрела — и не увидела ничего, кроме темной стены мрака. Задыхаясь, она закрыла глаза, чувствуя, как в душу к ней закрадывается леденящий, смутный ужас.
— Вы лжете! Нет никакого фонаря — нет даже стола. Здесь ничего нет!
Сильные пальцы отвели с ее лба спутанные завитки. Они осторожно коснулись ее лба, провели по волосам.
— Откройте глаза и посмотрите на меня, — попросил капитан. Моргая глазами, оцепенев от потрясения и страха, Тэсс сделала то, о чем ее просили.
Абсолютно ничего не изменилось.
Стена мрака перед ней не расступилась, напротив — открыто насмехалась над ней. Сердитая и угрожающая, роковая.
— Боже, — прошептала она, чувствуя, как в спину ей вонзаются холодные когти страха.
— Еще раз, — скомандовал резкий голос, — посмотрите сюда.
Она заморгала, ей почудилось слабое мерцание теней.
— Я держу фонарь в нескольких дюймах от вас. Вы ничего не видите?
Ответом было молчание и прерывистое дыхание.
— Дьявол! — хрипло пробормотал француз.
Оцепенев, Тэсс припомнила невероятную мощь взрыва, выбросившего ее из воды. Побледнев как смерть, она вновь переживала те долгие минуты ужаса, когда темнота впервые поглотила ее, распарывая легкие и лишая воздуха, ослепляя ее.
«Нет, — в исступлении думала Тэсс. — Не может этого быть!» Она вздрогнула, почувствовав на глазах слезы, когда до нее дошел весь ужас ее положения. Но, как гордое дикое животное, она не хотела допустить, чтобы кто-нибудь стал свидетелем ее слабости.
— Оставьте меня, — прошептала она, чувствуя, как исчезают последние остатки самообладания.
— Gwellan karet…[10] — Его голос был резким, напряженным от невыразимых чувств.
На этот раз Тэсс не стала спрашивать, что означает незнакомая фраза. Сейчас она была безучастна ко всему, кроме темноты и бешеного стука своего сердца. С ее пересохших губ сорвался стон.
— Уходите, просто — уходите. П-пожалуйста! Несколько томительных мгновений спустя она услышала, как его сапоги проскрипели по деревянному полу. С глухим стуком захлопнулась дверь.
Холодными, угрожающими волнами тени сомкнулись над ней. Она сжалась, пытаясь не подпустить к себе воспоминания, прежние страхи.
Но Тэсс понимала, что на этот раз она проиграет.
Прижимая ко рту ледяные пальцы, она уткнулась лицом в подушку, силясь подавить душащие рыдания.
Это ей не удалось.
Вырисовываясь силуэтом на фоне мерцающего света единственного фонаря, освещавшего каюту, высокий бородатый француз молчаливо и неподвижно наблюдал. Его длинная тень падала на кровать, косо ложась на напряженное тело Тэсс.
Густая борода цвета воронова крыла не скрывала твердых очертаний его обветренного лица. Прищурив проницательные глаза, капитан «Либерте» хранил угрюмое молчание, глядя, как лежащая в его постели красавица с золотисто-каштановыми волосами, прижимая ко рту дрожащую руку, дает наконец волю безудержным рыданиям, исторгаемым, казалось, из глубины души.
«Невозможно», — думал Андре, онемев от потрясения. Он сжимал и разжимал безвольно повисшие руки, болевшие в тех местах, где их обвила проклятая веревка. Но француз позабыл о своей собственной боли, слишком потрясенный откровениями последних минут, чтобы думать о чем-нибудь, кроме находящейся перед ним страдающей женщины.
Пресвятая Дева, она ничего не видит! В это почти невозможно поверить! Тем не менее напряженная линия ее спины и плеч, каждое приглушенное рыдание говорили об этом.
Слепая. Его прекрасная, дикая морская чайка…
Глаза француза сделались черными и бездонными, пока он стоял, прислонясь спиной к двери каюты. Такая гордая! Она слишком гордая — в точности как он. Он вел бы себя так же, если бы судьба нанесла ему подобный удар.
Андре нахмурил густые брови. Ему так хотелось обнять ее и утешить, но он знал, что она никому не откроется в своем страдании. Поэтому вместо того, чтобы сделать то, чего он жаждал, капитан заставил себя отвернуться и бесшумно опустил длинное тело в большое потрепанное кресло около двери. И все время не спускал глаз с ее дрожащего тела.
Постепенно ее боль стала его болью, ее ужас — его. До предела сконцентрировавшись, Андре пытался отвести от нее темные мысли, принять ее несчастье на свои широкие плечи, желая ей найти утешение. С обострившимся от напряжения лицом он боролся с желанием прижать ее к себе, успокоить теплом своего большого тела, уничтожить ее страх в темноте, зажечь в ней стихийный огонь.