И если разгадает человек свою тоску — откроется ему радость зеленого бархата весны, пьяный запах цветущих лип, красочная прозрачность дали и свистящий звук соколиного полета.
Но горе ему, если не разгадает он тоски своей: всю жизнь будет он терзаться в помыслах своих и в незримых переливах чувств и никуда не скроется от терзаний. Обречен такой человек на одиночество, на горе, на смерть.
Так священный кам[11] Минарин после долгой и жестокой душевной борьбы за «ясность», за «ответ», за право видеть зеленый бархат весны и слышать полет соколов второй раз в жизни пришел в это страшное ущелье.
Это было великое кощунство — прийти к подножию жилища черного злого духа Эрлиха. Тут, в узком и тесном ущелье, на каждом шагу ужас и смерть. Кости!.. Кости!.. Точно целые века все звери Алтая, влекомые неведомой силой, плелись на склоне своих звериных лет, чтобы истлеть здесь, оставив оскалившийся ребрами костяк свой в знак непримиримой вражды с землей.
Вот огромные рога марала, жалкие рожки козы, широкие ребра сарамыка, вросшие в землю… Кости… кости…
И все они перецелованы желтыми губами веков, пропитаны сырым бальзамом могилы и оплаканы слезами неба — дождем.
Кто, кроме кама Минарина, знает, как попали они сюда?
Прямо над ним висит черная, рябая скала гранита. На вершине скалы видна огромная каменная плита, напоминающая крышку чудовищного стола. Плита вся обагрена фиалково-красной кровью, густо стекающей на вершину скалы. Пусть кто докажет каму, что это отблески дивного преломления солнечных лучей в ледниках святой горы Счаскту. Нет и нет! Кам знает, что это кровь тех, кого избрал черный Эрлих себе на пожиранье, чьи кости он сбрасывает сюда, на дно пропасти. Это кровь, потому что там, наверху, — жилище и каменный стол самого Эрлиха. О черный, свирепый обжора Эрлих!
Первый раз Минарин забежал сюда еще мальчиком, спасаясь от медведя (на самом деле медведь вовсе не преследовал его, но мальчику все время казалось, что зверь сопит у него за спиной). И уже тогда это жуткое ущелье решило судьбу Минарина. Страх перед медведем сменил другой страх. Детский мозг его не мог разъяснить, откуда кости, почему окровавлена каменная плита на скале и почему, когда он прибежал сюда, ущелье завыло, как дудка, дудка широкая и длинная, с реку.
Живой и жизнерадостный Минарин с трудом выбрался из ущелья. Придя в аланчик[12], он долго плакал и жаловался матери, что его чуть не съел медведь. С этого дня Минарин странно занемог: он перестал резвиться, по целым дням не выползал из аланчика, все время думал о том, что видел в ущелье. Ни на минуту он не переставал слышать жуткий гул, который слышал там. Какой-то тяжелый, темный недуг тяготел над ним. Годы шли. От сидячей жизни у Минарина покривели ноги, стала узкой грудь, а живот толстый. Он чем-то напоминал чахлую козу с раздутым животом. Ему было уже много лет, но думы о страшном ущелье не покидали его.
Однажды отец позвал кама, служителя Ульгеня[13], и Минарин слышал, как кам сказал отцу, что на сына подышал Эрлих.
С заходом солнца Минарина увели глубоко в горы. Кам надел на себя ячи[14], сплошь украшенную пуговицами, побрякушками и медными кольцами. Длинные узкие ремни во множестве были прикреплены к нему, каждый из них завершался изображением головы змеи. Сзади у кама висело десять колокольцев, гулко звенящих при каждом движении.
Кам надел унизанную побрякушками и перьями шапку из рыси и разложил священный костер. Было безветренно, тонкая и прозрачная струйка дыма впилась высоко в небо, точно огромная, прозрачная змея поднялась и, чуть-чуть покачиваясь, стала на хвост. Минарина кам раздел наголо и положил на козью шкуру у костра. Было свежо, и Минарин походил на ощипанного гуся.
Кам взял овальный бубен, больше всего поразивший мальчика. Бубен был каму по пояс. Черная линия делила его пополам. На верхней была выведена дуга и нарисованы два дерева, на которых сидит карагуш — священная птица. Справа и слева были нарисованы два круга: светлый — солнце, темный — луна. Какие-то непонятные, таинственные знаки чередовались с изображением ящериц, лягушек и змей.
Кам долго сидел неподвижно, что-то бормотал. Изредка он крутил головой, звеня побрякушками, и слегка ударял в бубен огромной кривой колотушкой, тоже испещренной змейками. Потом кам начал бормотать сильнее, подпрыгивать. Наконец он вскочил и стремительно закружился в воздухе вокруг костра.