— Найди, Федор Михайлович, сделай как совесть велит. А потом возвращайся обратно. Ты сейчас бурильщик квалифицированный, дальше можешь и мастером стать. Хорошие работники нам нужны. Будем здесь города строить…
— Юрий Иванович, — повернулся Гурий к провожавшему его Семиненко. — Туланова одеть и обуть. Во все чистое. Нельзя уходить в люди в рабочей робе. Давайте высоко держать марку экспедиции…
— Сделаем, Илья Яковлевич, — пообещал бурмастер. Его и самого покачивало от радости. Гурий попрощался с ними на крутом берегу Ижмы. Крепко пожал руки. Сказал Федору:
— Где меня искать, знаешь. Потребуюсь — приходи. Будь здоров, Федя. Сделал для тебя все, что мог. Рад, что получилось.
И Гурий спустился к ожидавшему гидроплану. Самолет сильно завихрил гладкую поверхность воды, разогнался и плавно оторвался от реки. Исчез за кромкой леса. Яркое солнце снова поднялось в небо, согрело Федора. Назавтра он уйдет. Федор договорился с Кузьмой, чтобы тот передал матери письмо и деньги. И все другие написали письма и отдали Кузьме, чтобы он, наклеив марки, бросил их в «вольный» почтовый ящик. Мастер выдал Федору новую одежду. Дорогу Федор хорошо знал; отсюда выйти прямо на старый зимник и — пешком — на Кыръядин…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
В Усть-Куломе Туланову все дела нужно было решать сначала в милиции: выправить новый паспорт, узнать про Ульяну, расспросить про детей. Он сразу и пошел туда. За столом сидел щеголеватый молодец, перепоясанный портупеей поперек груди, наискось. Нельзя сказать, чтобы он чересчур дружелюбно встретил Туланова. Оценил взглядом, спросил:
— Чего надо?
Туланов вынул из внутреннего кармана справку, подал бумажку нахмуренному молодцу.
— Паспорт надо.
Федор никогда ни перед кем не заискивал, не вилял голосом. Смотрел твердо и прямо. А теперь… тем более, теперь он точно знает, чего хочет.
Молодец за столом долго читал справку, видимо, ища чего-то промеж строчек. Не нашел, глянул на Туланова.
— Кулак, что ли?
— Крестьянин. А больше охотник.
— Просто крестьян теперь нету. Есть колхозник, единоличник или кулак. Так ты — кто?
— Я нынче бурильщик с дипломом, вот я кто. Больше пяти лет не был в деревне. Нефть искал.
— Нашел?
— Да, нашел. И нефть нашел, и газ нашел.
— Ишь ты, какой прыткий…
— Точно так, прыткий и есть. За прыткость досрочно освобожден. Срок сократили на три года.
Портупейному молодцу явно не нравилось, как разговариваёт с ним Туланов. Без особого почтения разговаривает.
— А теперь куда?
— Пока сюда. Жена здесь скончалась… Хочу могилу найти. И дети здесь, неподалеку…
— А дальше? Дальше-то, тут останешься или подашься куда?
— А дальше пока не знаю. Начальник экспедиции, старший майор Гурий Илья Яковлевич, к себе на работу зовет. Нефть добывать, город строить. Подумаю. Может, к нему и пойду…
Снова с головы до ног осмотрел Туланова портупейный молодец. И, похоже, смягчился. Черт его знает, этого бушлатного работягу. Если начальник экспедиции действительно приглашает его к себе на работу… кто его ведает… что зa птица. Справка у него в порядке, паспорт можно и выдать. Он вытащил бланки, протянул Федору: — На, пиши заявление. Нужны три фотокарточки. Есть?
— Нету, — помотал головой Туланов.
— По этой улице через два дома работает фотограф. Скажи на паспорт, он сделает. Принесешь — сразу оформим.
Но Туланов не уходил.
— Хочу спросить, — обратился он снова. — В июне двадцать девятого здесь у вас в капэзэ скончалась Туланова Ульяна Ивановна. Жена моя… Кто сообщит о ней? Где похоронена?
— Зайди в пятый кабинет, к Рассыхаеву. Рассыхаев оказался пожилым дядькой с длинными жёлтыми усами. Он выслушал Федора, ничего не сказал, но вытащил из железного ящика большую книгу, долго листал ее. Нашел, что искал, и, не подымая глаз, зачитал: «Туланова. Ульяна Ивановна. Тыща девятисотый год. Кулачка. Поступила из села Изъядор. Восьмого июня одна тыща девятьсот двадцать девятого. Померла пятнадцатого июня двадцать девятого. Причина смерти…»- Он впервые поднял голову и посмотрел на Федора. — «Причина… острое двустороннее воспаление легких».
— Где похоронили? — сглатывая комок, спросил Федор.
— «Похоронили… кладбище Усть-Кулом».
Федор опустился на стул. Ноги опять отказали. Где-то в самой глубине души теплилась надежда… ну мало ли… может, обманывают… Может, не совсем умерла… А эта милицейская книга… все разрушила. В ней все написано.
Туланов сидел, понурившись, и молчал.