— Правда, — подумав, добавил Заболотный, — доктору Хавкину удалось спасти в Индии от чумы много человеческих жизней. Он сделал прививку своей противочумной вакциной многим жителям Бикулла, Лановиля и других местностей, где были вспышки чумы. Тогда при бубонной чуме вакцина Хавкина дала очень хорошие результаты, но, к сожалению, она бессильна при легочной форме. Поэтому наша задача заключается в том, чтобы найти вакцину от легочной чумы. Но для этого надо получить такие «авирулентные формы» возбудителя, которые не вызовут заболевания, но заставят организм вырабатывать защитные против чумы вещества. Короче, надо создать живую противочумную вакцину. Однако сделать это весьма и весьма трудно, не только с биологической точки зрения, то есть вывести новую разновидность ослабленных чумных бактерий, которые потеряли бы способность заражения и могли бы вызвать иммунитет. Представляю себе, какой поднимет вой ученая братия, утверждающая неизменность органических видов в природе!.. Впрочем, все равно надо же в конце концов прокладывать дорогу смелым экспериментам, хотя бы для этого потребовались долгие годы!..
Посмотрев на Бутовского, он вдруг сказал:
— Судя по всему, вы собираетесь по окончании университета стать врачом-эпидемиологом? Если так, хотел бы видеть вас на своей кафедре в Петербургском женском медицинском институте.
Это было столь неожиданно, что Бутовский в первый момент растерялся.
— Мне очень лестно ваше внимание, профессор, — смущенно ответил он. — Но… меня привлекает хирургия…
— Ну что ж, по-моему, хирург из вас получится, — одобрил Заболотный. — Призвание — великая вещь, батенька!
XIX
Ян Гуй перед отъездом в Петербург
После того как маленькую Наташу отдали в семью инженера-путейца, прошло много трагических дней.
Но вот в штаб-квартире появился новый жилец — мальчик Ян Гуй, которого Паллон обнаружила в пригороде Харбина.
В землянке, в которую она вошла, справа от двери на циновках лежали двое и между ними — труп. Напротив двери — еще четыре трупа и один больной, а рядом сидел мальчик с косичкой. Его руки и кошелек, который он крепко держал, были в крови. Температура и пульс оказались нормальными.
Так же как в свое время Наташу, ребенка отправили в изолятор.
Спустя неделю в штаб-квартире появился чисто вымытый мальчик в новой матроске. Он с жадностью пил молоко и не обращал ни на кого внимания. Поставив стакан на стол, он поднял глубокие черные глаза, вытянул два пальца и, поднеся к своей косичке, показал, что ее надо остричь, поскольку у других таких косичек не было.
Паллон принесла ножницы, отрезала смоляную косичку и спрятала ее в шкатулку.
С этого дня Ян Гуй оказался в центре внимания всей экспедиции. Он чувствовал, что его любят, что ему рады. Старый Чэн Сяо объяснил ему, что его родителей унесла «черная смерть», а его спасли русские.
Мальчику было шесть лет.
К концу недели он уже знал несколько слов по-русски. С Беатрисой Михайловной Паллон у него завязалась тесная дружба, и ему порой казалось, что глаза девушки похожи на глаза его матери, такие же добрые и нежные.
Заболотный часто заходил в штаб-квартиру, всякий раз приносил с. собой леденцы и, угощая мальчика, долго и задумчиво смотрел на него.
— И Наташа, и Ян Гуй находились в тесном контакте с больными и трупами, но, как видите, не заболели, — сказал однажды профессор и добавил: — Их спас врожденный иммунитет.
Как-то вечером Заболотный пришел к Паллон.
— Отдадите мне хлопчика, доктор? Право, у нас ему будет неплохо…
Паллон вздохнула.
Вошел Бутовский и сразу догадался, о чем шла речь.
— Вы ненасытны, профессор! У вас и так их много — от гимназистов до студентов.
Заболотный рассмеялся:
— Ну, батенька, от одного у меня не прибавится и не убавится! Дети — моя слабость, а своих у нас нет.
— Что ж… — наконец проговорила Паллон. — В такой обстановке его нельзя держать. Мы рискуем…
«Если бы мы с Бетой не узнали от Златогорова о том, — писал впоследствии Бутовский, — что Даниил Кириллович со своей женой воспитывают нескольких сирот из деревни Чеботарки, то вряд ли бы мы отдали им Ян Гуя. Даниил Кириллович был необычайно обрадован и с нарочным отправил мальчика в Петербург с трогательным письмом к жене. Впрочем, что я пишу! Конечно, отдали бы ему мальчишку. Где же нам воспитывать: ведь мы еще не муж и не жена, а жених и невеста. Это во-первых; во-вторых, Заболотный, человек ярких и смелых мыслей, до страсти любящий детей, гораздо лучше нас с Бетой воспитает Ян Гуя. Бета согласна со мной. Прощай, Ян Гуй!..»
В день отъезда, прощаясь с Паллон, Ян Гуй гладил ее руку:
— Пасибо… мама… люблю…
Солнце все больше и больше пригревало, на полях уже почти не оставалось снега. На окраинах Харбина блестели лужи, грязь чавкала под ногами.
В один из воскресных вечеров Паллон ощутила покалывание в боку. Градусник показал тридцать девять. Исследование мокроты обнаружило чумные палочки.
Бутовский похолодел, узнав об этом.
— Это ошибка!..
— Не веришь? — словно угадав его мысли, спросила Паллон.
— Не верю!
— А палочки?
— Но ведь могут быть ошибки в анализах…
Через три дня температура спала. Бутовский воспрянул духом и помчался к Заболотному.
— При чуме ведь так не бывает, профессор?
Этот случай выздоровления после того, как были найдены чумные палочки в мокроте, так и остался неразгаданным. Однако отрицать в данном случае окончательно чуму даже сам Заболотный не решился.
XX
Приезжало пополнение из Томска, Киева, Одессы…
Среди новичков Заболотный обратил внимание на студента Льва Васильевича Громашевского.
На участке, где работал Громашевский, санитары — русские и китайцы — весьма педантично выполняли указания Заболотного. Обнаруженные на обсервационном пункте больные сразу же препровождались в больницу или в особый так называемый изоляционный барак. Тут же проводилась полная санитарная обработка одежды — после тщательной дезинфекции в специальной камере ее отправляли в стирку.
Громашевский с радостным волнением беседовал с Заболотным. Он знал, что профессор, как ученый с большим именем, занимал соответствующее положение в петербургском «высшем обществе», но относился к этому «обществу» с глубочайшим презрением. Громашевский уважал Заболотного, верил ему и рассказал все о себе.
Громашевский принимал активное участие в революционном движении. В 1908 году, будучи студентом медицинского факультета Новороссийского императорского университета, он был арестован при выполнении задания РСДРП, а затем выслан из Одессы в административном порядке. По истечении срока ссылки он продолжал занятия в университете вплоть до 1910 года, когда был арестован вновь.
После освобождения Громашевский по заданию партии выехал в Петербург. Там его арестовали в третий раз и приговорили к ссылке на три года в Архангельскую губернию.
— Ну, а я попросился сюда! — заключил он свой рассказ. — Горжусь, что работаю под вашим руководством. Правда, эпидемия резко пошла на убыль, но…
Заболотный рассмеялся:
— Сожалеете, что приехали поздно? Не отчаивайтесь, хлипче, на вас еще хватит этой хворобы!
Довольные друг другом, они расстались только поздней ночью.
Очаги эпидемии постепенно затухали. Население, пережившее панический страх, суровую зиму и голод, все смелее покидало темные фанзы, радуясь первым солнечным дням.
Однако экспедиция продолжала бдительно нести свою трудную вахту. Ночлежников по-прежнему собирали в помещении китайского театра на врачебный осмотр. Такой же осмотр проводился в специально оборудованных бараках Главных железнодорожных мастерских и паровозного депо. Только после этого осмотра можно было получить талончик с разрешением работать, и тут Заболотный не допускал никаких послаблений. Многие предприниматели пытались обойти это правило, считая, что главная опасность уже миновала, но Даниил Кириллович знал, что только так можно заставить чуму отступить.