— Хорошо. А третья ошибка?
— Третья ошибка в том, как ты держишь оружие. У тебя не меч является продолжением руки, а рука продолжением меча. Как только ты пытаешься нанести сильный удар, тебя заносит вслед за клинком. В этот момент куда проще выбить оружие из рук, ударить с фланга или взять твой выпад в клинч и вывести тебя из равновесия. Дальше, как ты понимаешь, подсечка, удар в спину или в другое уязвимое место и смерть.
— Так, мать твою, это ж не меч, а палка, к тому же очень тяжелая и с крайне хреновым балансом…
— Отговорки, — сплюнул Бернард, — Твой клинок, к которому ты привык не всегда будет у тебя под рукой. Бывает и так, что в бою ты теряешь оружие и вынужден сражаться первым, которое попадётся под руку. Учись приспосабливаться. В твоём случае, чтобы немного сместить баланс меча нужно взяться ведущей рукой под самую гарду. А если тебе и так будет тяжело контролировать удар, то попробуй взяться второй рукой за навершие рукояти. Ну что? Ещё раз?
— Не, — отмахнулся я, снова вытирая тряпкой пот со лба, — Я пока что всё. Надо передохнуть.
— Хреново, — пожал плечами сержант, — С твоей силой и выносливостью тоже не помешало бы поработать. Пока что самый долгий наш бой лицом к лицу с врагом занимал не больше пяти минут. Но бывает и так, что рубиться приходится несколько часов к ряду. И тогда выживает не самый умелый боец, а тот, кто сильнее и выносливее.
— Может быть, — хмыкнул я, — Но ты не забывай, что у меня есть и иная сила, чтобы противостоять врагу.
— Очень уж её мало, — хмыкнул Бернард, — И далеко не всегда она работает.
Перед глазами вновь поплыли строчки логов.
Навык «Одноручные мечи» достиг 27го уровня (+3 уровня). Получено 90 опыта.
До следующего уровня персонажа осталось 355 опыта.
Получен перк « выход из клинча». Теперь шанс того, что выходя из клинча вы выведете противника из равновесия выше на 20%.
Барка, погрузившись в воду почти по самые борта, медленно плыла, едва-едва не шкрябая килем по дну. Серебрянка из узкой и бурной речки превратилась в широкую и неспешную водную гладь с омутами, ложными рукавами, мелями и небольшими островками, между которыми нам то и дело приходилось лавировать. Заболоченные берега поросли камышом и густым ивняком, косы которого свисали прямо к тёмной, затянутой ряской воде.
Волны тихо плескались о тёмный, пропитанный смолой борт. Где-то в затянутой серыми тучами вышине громко кричали чайки. В последние дни их стало особенно много. И означать это могло только одно. Мы приближались к дельте реки и к морю, в которое она впадала. Мы приближались к столице.
— Ну как там, долго ещё плыть, — я подошёл к Яношу, почти всю дорогу ошивавшемуся на носу барки. Торгаш почти всё время следил за двумя остальными судами, шедшими впереди нас. И иногда, когда барки почти сходились бортами он то и дело выкрикивал своим матросам какие-то распоряжения. А когда мы останавливались в мелких приречных деревушках, чтобы пополнить припасы и хоть ненадолго почувствовать под ногами твёрдую землю, а не пропитанные смолой и скользкие от воды доски палубы барки, то он и вовсе переходил на другие суда, проверить свой драгоценный груз. По правде сказать, я уже начинал сомневаться, что мы везём именно зерно. Вряд-ли бы над ним хоть кто-нибудь в здравом уме стал чахнуть, словно кощей над златом. Но вопросов не задавал. Работа есть работа. Главное чтоб платили по уговору и в срок.
— К полудню должны быть в малых рифах, — кивнул торгаш, — Это небольшая прибрежная деревушка, совсем недалеко от Эвенфолла, — Там ещё пару часов на выгрузку и тут же двинемся к столице. Мне хотелось бы оказаться за крепкими городскими стенами до наступления темноты.
— В окрестностях опасно? — поинтересовался я, оперевшись на борт и рассматривая очередной небольшой островок, мимо которого мы проплывали. По большому счёту это был даже не островок, а затянутая мхом и ковром из мелкой травы кочка-переросток, в самом центре которой росла старая раскидистая плакучая ива, полоскавшая свои косы в тёмных водах серебрянки.
— Разные слухи доходят, — покачал головой торгаш, — Говорят, что в окрестностях города свирепствует какая-то чума, превращающая людей в кровожадных упырей. Что мол, заболевший такой дрянью полностью теряет человеческий облик. Кожа его сохнет, трескается, теряет цвет и больше напоминает потухшие угли в костре, меж которыми сочится кровь и гной. Глаза заволакиваются белой плёнкой. Как, впрочем, и разум. Человек перестаёт быть собой и превращается в кровожадное чудовище, которое думает только о том, кем бы ещё сегодня набить себе брюхо.