Какое-то неясное предчувствие…
Наташа знала лишь, что уже ощущала то же самое прежде, – в первый раз, когда карабкалась по черепичной крыше во время обычной разведывательной операции на окраине Гаваны.
В другой раз она испытала то же чувство, когда летела на вертолете «апач» над ослепительно зеленым рисовым полем Мьянмы так низко, что помешала семье слонов принимать водные процедуры в реке Мали.
Это же ощущение вернулось к девушке, когда она пластом лежала на крыше во время разведывательной миссии в Алеппо, наблюдая за тем, как солнце поднимается над полуразрушенным минаретом Великой мечети, и слушая, как по сирийскому городу эхом раздается утренний призыв к молитве.
Позднее она вновь ощутила то же самое, когда в морозной Москве спускалась по тросу Живописного моста и ей в ноздри неожиданно ударил теплый аромат корицы и кофе из располагавшейся неподалеку пекарни «Ватрушка». В то время она вывозила скомпрометированный источник информации из холодной, враждебной страны – своей Родины.
Вспоминая все это во время операции в «зоне отрицания», Наташа была вынуждена признать, что осознала нечто, что отрицать невозможно. Остатки мечты или, может быть, надежду.
«Если мир все еще может казаться таким прекрасным (даже сейчас, после всего, что произошло), тогда кто знает?»
Может быть, еще не все потеряно для этого холодного орбитального шара из никеля, железа и кремния, этого изношенного, скованного притяжением камня, который каким-то чудесным образом пережил все, что когда-либо было ей дорого.
«Может, когда-нибудь здесь будет не только смерть, потери, предательство и боль. Не только одиночество и разлука…»
Наташа смотрела на мир перед собой, словно пытаясь разглядеть в нем подтверждение своим мыслям. Год, прошедший с тех пор, как умер Алексей, был для Наташи и Авы тяжелым по многим причинам. Семьи Наташи больше не было, ее друзья разъехались кто куда. Если Ава действительно собиралась и дальше называть себя Красной Вдовой и использовать новообретенную силу для всеобщего блага или даже простого выполнения указаний Марии Хилл или Коулсона, ей нужно было обрести надежду.
Может быть, это случится именно сегодня.
Наташа сделала глубокий вдох, сосредоточив взгляд на расстилающемся над ней ярком небе.
«Успокойся, Романофф. Что с тобой не так? Ты действительно превращаешься в какую-то чокнутую…»
Наташа отвела взгляд. Откуда-то из толпы доносилось радио, игравшее неофициальный гимн Рио – печальную и протяжную песню Жоао Жилберту в стиле босанова. Она звучала везде: в такси, в холле любой гостиницы города; ее мотив не выветривался из головы неделями: «Высокая и загорелая, красивая юная девушка из Ипанемы гуляет…»
– Извините… – толпа туристов пришла в движение и вытеснила темноглазую, темноволосую девушку в старомодном облегающем платье зеленого цвета к перилам так, что та оказалась в опасной близости к отвесному склону горы и задела локтем плечо Наташи. Потеряв равновесие, девушка отклонилась в сторону и почти перевалилась через перила, но Вдова успела схватить ее за руку. Наташа почувствовала, как девушка сомкнула пальцы вокруг ее запястья в попытке вернуть себе равновесие.
– Осторожнее, – сказала Наташа. – Вид из окна скорой не такой красивый.
Незнакомка вряд ли была намного старше Авы.
– Простите! Простите… – девушка перешла на ломаный английский с сильным акцентом. – Простите, да, простить. Со мной приключиться несчастный случай, – проговорила она, пятясь назад. – Я отвлекаться ангелами.
– Что? – Наташа уставилась на девушку. – Ангелами?
– Я иметь в виду небо. Английский не быть моим языком. – Глаза девушки были расширены, в них читалась неподдельная паника. – Прощаю тебя.
Незнакомка повернулась и тут же скрылась в толпе туристов.
Наташа наблюдала за тем, как она уходит, машинально запечатлевая в памяти черты ее лица. Для этого ей хватило трех секунд.
Выраженные скулы, широко расставленные глаза, крупные черты лица, четкий горизонтальный профиль, акцент.
Девушка говорила по-португальски, однако больше была похожа на русскую. По крайней мере, если не брать в расчет ее темные глаза и волосы, она явно происходила из Восточной Европы.
«Определенно прослеживаются уральские корни и частично кавказские. – Но в ней было еще кое-что странное для девушки в ее… сколько же, восемнадцать-девятнадцать, двадцать с небольшим? – Возможно, речь. Может ли португальский быть ее вторым языком? – Нахмурившись, Наташа ощупала свое плечо. – Может, она пыталась получить какие-то сведения? Ощущается ли какой-нибудь передатчик? Жучок, микрофон, метка? Это был агент иностранной разведки или же просто неуклюжая девица?»