— Постойте, постойте. Это действительно сложно. Но ведь есть более простой вариант. Почему он не покончил с собой?
— Я и об этом хотел сказать. Они мешали ему, ведь он хотел, чтобы его лишили жизни, и было кому это сделать. А вот теперь их нет. Сложилась ситуация, что он один на один с собой. Он — это его «я» и это «они». По принципу Салье он сделает теперь с собой все, что захочет. Тем более он на Земле. Как бы вам объяснить: когда он один, когда рядом никого нет, к кому бы он мог применить правило Салье, он может, не отступая от принципов жизни, применить его к себе. Он хочет, чтобы его лишили жизни, он — это его «я», чтобы сделали это «они», а это тоже его «я», это он сам.
— Господи, — прошептал судья, — как сложно и просто.
Голос в динамике захлебнулся и пропал. Через несколько секунд он снова ожил.
Срочное сообщение для судьи: «Финни мертв, а на лице его улыбка».
АСИММЕТРИЯ
— Это очень удачная мысль — нарушить мир Гармонии, — задумчиво, нарастяжку говорил человек, одетый в черное. — Притом, Отто, ты очень удачно предлагаешь нанести удар в главное звено — мозг.
— Благодарю вас за похвалу, святой отец, — монах смиренно склонил голову.
— Не стоит благодарить, сын мой, ты этого заслуживаешь. Я знаю о твоих дарованиях, знаниями своими ты превысил всех. Но то, что будем делать мы с тобой, должно быть нашей тайной.
— Слушаюсь, святой отец.
— Нам будут нужны разные люди: воины, музыканты, ученые, поэты, художники, рабы. Мы должны научиться управлять ими. Все не должны быть одинаковыми — это роскошь для нашей планеты. Как ты это сделаешь?
— Святой отец, я сумею расстроить гармонию мозга, и тогда человек будет жить или левой или правой его частью. А это, наверное, то, что нам надо.
— Почему, наверное, Отто? Ты в чем-то сомневаешься?
— Нет, святой отец, у меня нет сомнений. Никто и никогда этого не делал, всего не учтешь. Я предлагаю найти человека талантливого, много умеющего и, спрятав его в подвалах монастыря, испробовать это на нем. Никто ничего не узнает, после войны рабов много. Какая разница — убить его или посадить в подвалы.
— Ты прав. Но надо хорошо знать этого человека. Он должен много уметь и знать, ты прав: иначе трудно будет понять, что происходит, не так ли?
— В ваших словах мудрость, святой отец. Есть такой человек.
— Кто? — быстро переспросил его монах.
— Царь индигов, он ваш пленник, святой отец.
— Ты с ума сошел, Отто. Я не нарушу клятву и не отниму у него жизнь.
— А вы ее и не отнимаете, святой отец. Мы лишь нарушим гармонию главного координатора его тела — вот и все. Совесть наша чиста.
— Почему именно он?
— Святой отец, он прекрасный воин, поэт, художник, он великолепный музыкант. О нем написаны трактаты. Вы же знаете, Соломон — даровитый, так льстецы его страны именовали его. Лучшего экземпляра нам не найти, святой отец.
— Как мерзко ты его назвал — экземпляр. Отто, он ведь царь великих индигов.
— Бывший, святой отец. И индиги — бывшие великие. Теперь великий вы и ваш народ. Вы можете все, никто вас не остановит и не осудит. — Отто упал на колени и поклонился до каменного пола.
Разыгранная сцена возымела воздействие, святой отец улыбнулся.
— Ну что же, благословляю. Встань. А это не больно?
Монах заметил, как вздрогнул святой отец.
«Боли боится и чистеньким хочет выглядеть. Заботу проявил о человеке. Оскорбился, что я непочтительно отозвался о царственной особе. Он ведь тоже вроде такого же ранга. Индюк надутый», — монах зло усмехнулся про себя и легко поднялся.