— Ты говоришь страшные вещи, сын. Но все-таки на что рассчитываете вы?
— Наш организм уже воспринял радиацию. Мы живем с ней. Радиация — это энергия, безграничность энергии. Вот мы и переделаем себя так, что нам не нужен будет хлеб, мясо, масло — нам нужна будет радиация, только радиация. А ее здесь на вашей планете и в космосе достаточно. Вот так. Сложность заключается в том, как исключить кислород из жизненного цикла. Вот тут они ошиблись.
— Кто ошибся? — быстро спросил отец.
— Извини, отец, я скажу тебе, но это только для тебя. Я живу уже категориями нашего мира, где нет обмана. Ошиблись те, кто заложил программу нашего рождения. Они не думали, что за это время, то есть до нашего появления, вы сумеете наделать столько много ошибок. Вот и все. Мы будем жить за счет радиации, ее везде много, это изначалие зарождения жизни вообще. Нам не будет границ, космос, Вселенная, как вы говорите, наш, это наш дом. Вы — наше детство, мы — более старшее поколение, те, кого мы создаем, — ваши внуки.
Отец не проронил ни слова.
— Прости, папа, мне надо сделать домашнее задание. Уроки учить. А то учительница завтра опять будет нами недовольна.
Степан Петрович встал и вышел из комнаты сына, плотно притворив за собой дверь. Опять между ними была закрытая дверь. Мир разделился.
РИСУНКИ
Был вечер, отец сегодня пришел с работы раньше, чем обычно. Можно было пообщаться с сыном, повоспитывать его.
— Коля. — Голос отца был строг. — Опять ты свои каракули понарисовал. Только бумагу портишь. Неужели нельзя попытаться что-то путное нарисовать. Вот, например, тарелку нарисуй, кувшин, яблоко, окно. Я художник, твой отец. И неплохой художник. А ты рисуешь что попало. Ну объясни мне, что это у тебя за клубок из ниток на бумаге. Что они обозначают? Ведь тебе уже шесть лет, большой.
Вихрастый, веснушчатый Коля смотрел на отца и ухмылялся. Взгляд его был чуть снисходительным, словно он все понимал, что говорил отец, а главное — неправоту своего отца.
— Пап, а почему ты думаешь, что здесь нет ничего понятного. Я могу нарисовать вазу и твой портрет, но это лишь отражение настоящего. А это, — мальчик показал пальчиком на свой рисунок, — это реальное прошлое, которое во мне и других детях. Все, что накопили предки, — все во мне, все их знания и опыт. А ваш опыт вы передаете нам сейчас. Вот так.
— Что, что? — опешил отец. — Ты откуда всего этого набрался?
— Как откуда? От деда, от тебя. Потом это просто во мне. Теперь о рисунках. Вот, посмотри, это, — Коля ткнул в извилистую линию, — это деревня. Это — путь охотников. Вот — это один из них зверя убитого тащит домой. Дома жена и дети голодные. Вот там они. Он их кормить должен. Нам однажды обед в сад не привезли, знаешь, как сразу всем есть захотелось. Все уже привыкли в это время есть. А тут, на тебе, пищу не принесли. А вот Дож и Пити не привыкли…
— Кто такие Дож и Пити? — встрепенулся отец.
— Это дети Джима.
— Кто такой Джим?
— Охотник.
— Какой охотник?
— Из той деревни. Ты никак не поймешь, — Коля заторопился, — еще раз посмотри: вот деревня, вот дорога, вот лес, вот охотник, он уже почти пришел, ему чуть-чуть до деревни осталось…
Иван Петрович внимательно следил за пальцами Коли и его рассказом, ему показалось, что все это действительно есть: вот стоят хижины, вот лес…
— …сейчас они его встретят гурьбой, а потом отдадут трофей старейшине, он делить будет. Пап, а у вас на охоте кто делит? Тоже, наверное, самый старший?
— Нет, сынок, наоборот, самый младший. А вот больше достается как раз старшему. Начальнику. Ну, этого тебе пока не понять.
— Пока да, — подтвердил Коля.
Отец удивленно посмотрел на сына и покачал головой. Он еще пристальнее всмотрелся в рисунок. Все явственнее просматривался смысл линий, он начинал понимать их временную и пространственную связь. Уже просматривались ветки, лежащие на крыше, стволы мелких деревьев — стены хижин.