Александра смотрела на себя в зеркало. Вот они, первые морщинки! Незаметные пока постороннему взгляду, но в зеркале с увеличением весьма очевидные… Все мы знаем, что однажды начнем стареть, однако живем так, будто нас это никогда не коснется. Словно именно нам выпала вечная молодость и бессмертие в придачу. Но наступит день, когда зеркало напомнит тебе: нет бессмертия, и вечной молодости нет, и теперь подошел твой срок – держи в доказательство свою первую морщинку!
Да к тому же овал лица потерял изящную легкость – сказались лишние семь кило, которые она прихватила после родов. Она их не просила! Это дизайнер-садист так решил! Правда, она с ним пыталась сражаться, – три килограмма ей удалось сбросить. Но оставались еще четыре. Они залегли в щеках, на талии, в выступившем животике. Муж утверждает, что так она еще соблазнительнее… Он милый, конечно. Но ее собственный критический взгляд – взгляд женщины, привыкшей быть едва ли не эталоном изящества, – сурово оценивал изменившуюся внешность.
«Нет, нет и нет! – Александра резко отвернула от себя увеличительное зеркало. – Это не возраст – какой, к черту, возраст, когда еще и сорока нет? Я просто устала. Мне нужно отдохнуть. Привести себя в форму. Отоспаться. Заняться спортом. И я снова стану свежей и красивой. Обязательно!»
Александра старалась быть хорошей матерью. Поэтому она не бросала своих двойняшек на нянь и бебиситтеров. Они существовали, конечно, и помогали, – но именно помогали. А бóльшую часть времени проводила с детьми Александра. И недосыпала. И сильно уставала.
Александра старалась быть хорошей женой. Которая заботится о своем муже. Хотя Алеша заботы в бытовом смысле не требовал, – он довольствовался любой едой, будь то изыски домашней кулинарии или полуфабрикаты. Он, когда находил хоть десяток свободных минут, старался побыть с детьми и помочь по хозяйству. Только работа у него такая, что… Какой там десяток минут! Иногда Александра его сутками не видела!
Посему роль «хорошей жены» сводилась отнюдь не к стирке-готовке. Она сводилась к пониманию: он очень занят, и ей нужно управляться без него.
Более того, важность его работы (ну как же, частный сыщик, – случалось, что от него зависит жизнь и смерть, – какие тут могут быть возражения!) невольно, не нарочно, но все же отодвигала на задний план важность ее работы. Подумаешь, ну не напишет она лишнюю статью. Никто не умрет.
Не умрет? Ну да, не умрет… Только у карьеры, особенно журналистской, свои законы. Выпадешь из рядов – твое место быстро оккупируют. С визгом от счастья, что ты выбыла. Что наконец-то им перестанут ставить тебя в пример и попрекать профессиональным несовершенством, кивая на совершенное мастерство Александры Касьяновой.
Но ей отнюдь не хотелось доставлять всем такую радость. Она любила свое дело, она не мыслила себя без журналистской работы, без своих статей, где в равной мере дорожила мыслью и слогом. Да и что она умела делать, кроме как писать? Ничего.
Потому Александра не могла себе позволить передышку.
Так к ее наилучшим намерениям быть хорошей матерью и хорошей женой прибавлялось еще одно: оставаться хорошей журналисткой.
И вот результат: круги под глазами, несколько морщинок и четыре килограмма, с которыми сладу нет.
Но надо сладить, надо! Тюремный костюмчик принадлежит не нам, да, но он находится в нашем временном распоряжении, и, значит, в наших силах его подлатать!
Алексей Кисанов, частный детектив, вернувшись домой, застал любимую жену в мрачном расположении духа. Поскольку Александра не принадлежала к той породе женщин, которые выдумывают свои несчастья, спекулируя ими, то он не на шутку забеспокоился.
Сначала она упорствовала и глаза отводила, уверяя, что все в порядке. Но он настоял, и она раскололась. Рассказала без прикрас и про морщинки, и про килограммы; и об усталости, и о желании быть хорошей матерью-женой-журналисткой… И еще вот эту мысль, про наше тело, тюремный костюм, который непонятно кто шьет и кто выдает его нам напрокат… И еще про годы, в которые мы будто не верим, но они приходят…
…Что замечательно с Алешей, – думала Александра, глядя на сосредоточенное лицо мужа, – он умел слушать и понимать слова. Да-да, слова, – потому как существует немало мужчин, которые их не понимают. Тарелку в стену – да. Истерику – еще лучше. А слова, по какой-то необъяснимой причине, нет. Можно их повторять месяцами – так и не услышат. Зато посудку разбить – и сразу все ясно, без переводчика!
Но для Александры язык битых тарелок был недосягаемо иностранным – она предпочитала общаться посредством мыслей, облеченных в слова. К счастью, голова Алеши устроена рационально, логично, и способность выстроить мысли в последовательность (как в голове, так и в речи) представлялась ему самым значительным достижением с тех пор, как homo стал sapiens.
– Саша, все очень просто! – выслушав, заявил Алексей. – Это уже не усталость, а пе-ре-у-том-ле-ни-е! Тебе нужен отпуск. Причем срочно. У меня сейчас никаких серьезных дел нет – кризис, народ деньги лишний раз не потратит, клиентов поубавилось. Так что пользуемся моментом! Поезжай на море на пару недель, развейся! Массажи, водные процедуры, тренажерный зал – что там еще есть? В общем, по полной программе. Отдохнешь, отоспишься – никаких морщинок и в помине не останется, я тебе гарантирую! И свои несчастные четыре кило сбросишь. Пощипать тебя будет не за что, но я, как истинный джентльмен, готов пожертвовать своими интересами ради твоих, – усмехнулся он под конец тирады и, задрав ее кофточку, вкусно поцеловал в живот.
Она возражала, беспокоилась: а как же дети? Но Алеша разбивал все ее страхи своей железобетонной уверенностью. Он справится. И еще у них есть приходящая няня. И бебиситтер, к чьим услугам они иногда прибегали для вечерних выходов. Если что, можно и бабушку с дедушкой задействовать, но вряд ли придется: работы почти нет, кризис, Сашка, кризис! Дуй на курорт со спокойной душой!
Со спокойной или не очень, но она согласилась. Распечатав на принтере длиннющие инструкции мужу и няне на все случаи жизни, она через неделю улетела на отдых. Впрочем, не совсем на отдых, так как летела она с компьютером, в намерении написать тройку статей, которые задолжала. Но работать в теньке, за столиком кафе недалеко от пляжа, слушая шум волн и вдыхая запахи моря… О боже, это же счастье!
К тому же, если у Алеши сейчас не будет заработков, то должен ведь кто-то семью содержать, верно?
Эта мысль окончательно примирила ее с идеей отпуска.
«Придется пойти на крайние меры». Как бы скептически ни относился Степан к словам Киры, а все же они застряли в его мозгу.
Он никогда не ездил на «красный свет», всегда вел себя осторожно по отношению к «фирмаськам», да! Лишнего, ненужного и опасного любопытства не проявлял, да! И толком ничего об их деятельности не знает – и знать не хочет, да! Отчего им, «Дракошке и компашке», как прозвал их Степан, нет никакого резона бояться ни его неосторожного слова, ни тем более прямых разоблачений, да! Степан ведь ежели заварит кашу, то непременно окажется сам замешан в дерьме: бить себя в грудь, что не знал, – смешно. Никто не поверит, да…
Так что Дранковский и иже с ним могли жить спокойно, в полной уверенности, что Степа на рожон не полезет.
Но тут могло быть другое. Если они почуяли, что зарвались, что не сегодня завтра их накроют, – то им срочно нужен козел отпущения, стрелочник. А в этой роли обычно с наибольшим успехом выступает мертвец, м-да…
Причем на их месте он не стал бы делать заказное – насторожит излишне. Он бы сделал несчастный случай! А они – они тоже не дураки, отнюдь нет.